Стася Андриевская - «Откровения о…». Книга 1. Порочная невинность

Копоть протянул руку:

– Как раз. – Сунул деньги во внутренний карман. – С собой?

– В смысле?

– С собой заберёшь или тут?

– А… да тут у вас нормально, уютненько так!

– Тогда кидай кости. Сейчас с Лялькой закончу…

– Ой, да не торопись. Я пока поссать сбегаю. Ээ… можно я наверх проскачу? А то неохота на улице жопу морозить.

Копоть даже не ответил – деньги-то уплачены! Присел перед кирпичом, и завозился с пакетиком. На непослушных ногах я проскочила мимо. Едва добежала до своего тайника – сразу же с грохотом, потеряв всякое терпение, обрушила на пол кусок гипсолитовой плиты, закрывающей щель в стене. Сунула руку – вот они!

Сапоги, что притащила мне тогда Наташкина мама, были хотя и на размер меньше, но всё же зимние. Я стянула мокрые носки, по очереди растёрла каждую ногу полой халата и сунула в узкое, меховое нутро. Щиколотки ломило так, что хоть вой, но теперь уже можно было тешить себя тем, что скоро всё пройдёт. Благо, придя из магазина, так и не успела снять джинсы.

Посидела, чувствуя, как отходят ноги, но одновременно с этим сквозь пуховик вкрадчиво проникает холод. Хоть бы мать бухнула, что ли, и заснула поскорее?

Рискуя навернуться через какой-нибудь кирпич или доску, практически наощупь добрела до противоположного конца коридора. Здесь лестница вниз была наполовину обрушена, не хватало целого пролёта, но другого способа уйти незамеченной не оставалось.

Деревянные ступени жутко скрипели и качались, грозясь рухнуть под моим весом. «Господи… твою мать, помоги…» – и я прыгнула вниз с высоты полутора этажей. Замёрзшие ноги подвели, и я завалилась спиной в пыльное крошево дерева и кирпича. Но ничего. Нормально. Жить буду.

На всякий случай вышла не через подъезд, а сквозь пролом в торце здания, там, где когда-то было сортирное окно.

Продрогшая, но умиротворённая шатанием по укутанной снегом тишине ночных улиц, я вернулась домой около полуночи. Удивительно, но мать была трезвая. Заскрипев диваном, приподнялась на локте:

– Ты звони хоть иногда бабе Шуре Поповой, узнавай как дела-то. Ну а если лекарства какие нужны будут из города – телеграммой сообщу. На тётю Зину, тогда слать буду, она всегда дома… – Легла, закуталась в одеяло, но тут же снова подняла голову: – В магазине с нового года график другой. Два через два теперь, но от звонка до звонка. Смотри мне, Людка, просрёшь эту работу – сдохнем к весне от голода. – Легла. – Завтра с утра сама схожу помою. И там это, макароны на подоконнике остались, ешь.

После сауны мы заехали в ЦУМ. Там, в одном из отделов, мимо которых и ходить-то страшно – настолько всё модно и дорого, некая Ирина Степановна, как я поняла хозяйка, доставала из-под прилавка шмотки. Боярская мяла в пальцах ткань, смотрела этикетки, прикладывала одежду к моей груди и ворчала – то цвет не годится, то фасон простецкий, то просто «как-то, что-то не то»… Я не видела толком, что она там на меня прикидывает, да, собственно, моего мнения никто и не спрашивал.

В конечном итоге меня одарили бабским брючным костюмом цвета тёмной морской волны и молочно-белой крепдешиновой блузой с воротником, завязывающимся на груди бантом. И это при том, что манекены были наряжены в отличные кашемировые джемпера модных расцветок и крутые джинсы. А чего стоило платье-мини из леопардового бархата? А плиссированные юбочки? Вообще в отделе весь товар был нормальный, молодёжный, но мне, похоже, подобрали какую-то фигню из неликвида. Брюки оказались катастрофически длинны и вообще не подшиты. Боярская недовольно скривилась, а Ирина Степановна тут же засуетилась:

– Девочки, одну минутку! – и убежала.

Вернулась с шикарными полусапожками на высоком каблуке и какой-то тёткой. Ольга обувь одобрила, но брючины всё равно оказались длинноваты. Тогда пришедшая тётка отметила нужную длину и пообещала, что через полтора часа будет готово.

– И отгладьте, как следует, – вальяжно протянула Боярская. – Часам к трём.

Сердце моё тревожно забилось. Ну всё! В обед с мытьём полов пролетаю… И ведь даже не предупредила Раису Николаевну, вот что самое ужасное!

***

Я-то надеялась на стрижку каскадом и пышный начёс… Но Боярская только пальцем у виска покрутила:

– Ты в зеркало себя видела, вообще? Славянская классика! Не удивлюсь, если Денис на неё и повёлся. Не, не! Косу оставляем, однозначно! Ну, если только чуть подрезать. А вот брови… – развела руками: – Марин, я не знаю как, но сделайте мне из неё человека, умоляю!

Марина – дородная тётка лет сорока в синем переднике с игривыми воланами на плечиках, хищно сощурилась:

– Даже не сомневайся, Оленька! Девочка-то хорошая, есть с чем работать! Ты, кстати, когда Светочка придёт, попроси чтобы Ланкомом её красила, ей Славик недавно такой набор из Франции привёз, умереть не встать!

Но ничего особенного эта Светка, та, что с «Ланкомом», со мной не делала. Помню только какие-то кремчики, кисточки и её божественно пахнущие руки, порхающие над моим лицом. Невероятный кайф предвкушения… И вот я, наконец, повёрнута к зеркалу!

Разочаровалась жутко. Теней в наборе было – аж цветов восемь, наверное! И насыщенный сиреневый, и перламутровый изумруд и розовый, с крупными блёстками… Целая радуга и ещё чуть-чуть – есть, где развернуться! Я же выглядела так, словно меня умыли и… и так и забыли накрасить.

– Ну? – загадочно подмигнув, мурлыкнула Боярская. – Как тебе?

Да, блин, никак! У самой – аж три оттенка на веках и стрелки почти до виска, а мне… Хотя бы голубыми тенями подвели! Что это вообще такое?!

Правда… цвет лица, конечно, неожиданно свежий, и даже, будто светится изнутри… кожа кажется нежной, бархатной как персик. А скулы… Они и правда у меня такие высокие? Боже мой, а брови!..

Я склонилась к зеркалу, разглядывая себя.

Ну я же до этого выщипывала их сама, да и красила вроде неплохо… Почему они только сейчас стали идеальными? Просто до щекотки в носу идеальными! До томления под ложечкой!

Это я вообще?

Заметила вдруг, что мои серые глаза теперь стали почти голубыми и небывало выразительными, яркими. Это потому, что тени золотистые? Но их же практически не видно! Так, только, отблёскивают, когда поворачиваюсь… Да и контур глаз обрисован как-то нечётко, словно слегка размазано… но от этого ресницы кажутся только длиннее и пышнее.

Света подошла сзади, собрала мои волосы, чуть приподняла, потом перебросила на одну сторону. Задумчиво поджала губы.

– А давайте, может, ото лба начешем ассиметрично, вот так… А отсюда косу заплетём, и через плечо? Вот, смотрите… А здесь можно прядь подвить и оставить свободно. Не модно, конечно, но прям просится. Классика. Даже что-то киношное, как думаете?