Людмила Толмачева - Замуж за свёкра

Пока Лариса шла от «Баррикадной» до переулка, где жила тетя Вера, у нее созрело решение немедленно позвонить старику.

Вера Федоровна, встретив племянницу, поспешила на кухню — накрывать стол для обеда, а Лариса села возле телефона и, путая от волнения цифры, с третьей попытки набрала номер:

— Алло, Рузанна Леонтьевна? Это Лариса. Извините, а нельзя ли пригласить Викентия Львовича?

— Он отдыхает. Перезвоните попозже.

— А как его самочувствие?

— Сейчас уже лучше. Он принял лекарство… Минутку! Что? Это Лариса. Да. Хорошо, хорошо! Алло, сейчас он подойдет к телефону.

— Алло, Ларочка?

— Да, это я. Викентии Львович, извините меня за… В общем, я убежала, а вы… А вас…

— Ничего страшного. Не извиняйтесь. Это я должен просить прощения. Вас унизили в моем доме — это позор для меня. Никакая коллекция не стоит того, чтобы страдала невинная душа…

— Викентий Львович, — перебила Лариса его высокопарную речь, — я тут подумала… Короче, коллекцию надо передать еще при жизни. Понимаете? Ведь получается, что она не продлевает вашу жизнь, а совсем наоборот! Если хотите, я помогу вам. Специально приеду ради такого дела, вы только позвоните.

— Да я и сам уже пришел к такому мнению. Правда, еще грызли сомнения. Но после ваших слов все будто с головы на ноги встало. Теперь я готов расстаться с моими сокровищами без всякого сожаления. Так будет лучше для всех.

— Ну вот и хорошо. А то я… Скажите, как вы себя чувствуете?

— Уже более-менее…

Он умолк на какое-то время, а потом дрожащим голосом выдавил:

— Ларочка, не могу говорить. Нервы, знаете…

— Тогда поговорим позже, хорошо?

— Нет-нет! Я должен высказаться, иначе… Думаете, я случайно подошел к вам в музее? Вы очень похожи на мою покойную дочь. Она умерла совсем молодой, от тяжелой болезни. Сначала меня поразило внешнее сходство. Я как увидел вас еще в гардеробе, так долго в себя не мог прийти. А потом, когда вы заговорили, нашел много похожего и в характерах. Ведь если бы не мой незваный племянник, я бы показал фотографии, наши, семейные. Мне очень хотелось поделиться с вами. Вы извините меня за такую пространную речь…

— Я вас понимаю, как никто другой. Знаете, почему? Я сирота. Родители погибли, своей семьи не нажила. Есть только тетушка и двоюродный брат, да с папиной стороны дальняя родня.

— Лариса, — решительным тоном заговорил Викентий Львович, — мне не хотелось бы терять вас насовсем, то есть мы должны поддерживать друг друга. Вы согласны со мной?

— Согласна.

— Тогда продиктуйте ваш телефон. Сами вы можете и не позвонить, и я не осуждаю за это. У вас молодая жизнь, свои интересы. Это нормально. А вот мне уже без вашего голоса не обойтись. Боюсь наговорить банальностей, но он для меня словно дорожка в прошлое, к моим самым близким…

Он осекся и умолк. Лариса слышала слабое всхлипывание, но тоже молчала, ждала, когда старый человек успокоится.

— Ларочка, вы еще слушаете?

— Да-да, Викентий Львович! У вас есть ручка? Тогда я диктую…

Прямо с вокзала Лариса помчалась в офис. По словам Синары, позвонившей ей на сотовый, накопилась куча дел, не терпящих отлагательств. Зная характер своей помощницы, Лариса правильно оценила серьезность ситуации.

До обеда она подписала все бумаги, обзвонила самых важных на этот момент контрагентов, съездила в банк и нагрузила помощницу работой по новым договорам. И только «раскидав» все самое срочное, поехала домой.

Пушок, которого три дня обихаживала соседка, встретил хозяйку громким и протяжным мяуканьем. Он терся о ее ноги, мешая передвигаться по квартире, и преданно заглядывал в глаза.

— Ну ладно, ладно, хороший мой, соскучился? — Лариса взяла кота на руки и подошла к окну. — Ну-ка, что у нас за окном творится? Давай посмотрим. О! Все крошки склевали, которые мы с тобой насыпали. Ты, надеюсь, тут не пугал синичек? А? Что отворачиваешься? Было дело, да? Ах ты, мой кот-воркот! На птичек охотился? Пойдем на кухню, я тебя покормлю, а заодно и сама поем. А потом мы и птичкам чего-нибудь дадим. Пошли, мое солнышко.

Что бы она ни делала по хозяйству — мыла, вытирала пыль, включала стиральную машину, — все мысли были об Антоне. К пяти вечера ее терпению пришел конец. Захватив подарок — дорогое марочное вино, она поехала сначала в салон красоты, чтобы привести себя в порядок, а оттуда, без предварительного звонка — к Антону.

Он открыл дверь и растерянно отступил назад. Его домашний вид — потертые джинсы, тенниска, тапочки на босых ногах — привел ее в состояние ласкового умиления. Ей захотелось обвить руками его шею, прильнуть к широкой груди, вдохнуть родной запах, но она сдержанно сказала:

— Извини за вторжение. Я недавно приехала, и вот…

— Проходи. У меня, конечно, далеко не идеальный порядок…

— Пустяки. Я ведь не из комиссии по проверке чистоты…

Что-то мешало им заключить друг друга в объятия, естественные для влюбленных после разлуки. Лариса чувствовала за собой вину. Если бы не ее выходка с внезапной командировкой… Она все испортила. Как теперь вернуть прежнюю непринужденность? Его холодность, кажется, не растопить никаким вином.

— Это тебе, — протянула она пакет с бутылкой, когда они прошли в гостиную и сели на диван.

— Что тут? О-о, роскошный подарок! Урожай прошлого века? Так, может, продегустируем?

— А не жалко?

— Чего жалеть? Для того и вино, чтобы наслаждаться его вкусом, а не медали на этикетке разглядывать. Я сейчас. Ты посиди пока…

— А может, тебе помочь? Давай какой-нибудь салат сообразим…

— Из чего?

— Из всего, что есть в холодильнике.

— Ну если там найдется что-нибудь съедобное, то, как говорится, флаг вам в руки.

— А ты когда в него последний раз заглядывал? — со смехом спросила Лариса, закатывая рукава блузки.

В холодильнике тем не менее нашлись компоненты сразу для двух салатов: креветочного и мясного. Пока Лариса готовила, Антон успел переодеться и сервировал стол в гостиной.

Вскоре они сели за накрытый стол и впервые посмотрели в глаза друг другу — открыто и нежно. Нет, скорее с нежностью смотрела Лариса, а во взгляде Антона сквозило еще кое-что. Ларисе показалось, что он смотрит с укоризной, даже испытующе. Но слова, произнесенные как первый тост, прошлись по ее сердцу теплой волной:

— За нашу встречу, неожиданную и одновременно такую желанную!

Этим вечером они никуда не спешили. С ними были прекрасное вино, чарующая музыка, под которую они долго танцевали, утопая во взглядах, наслаждаясь прикосновениями, ароматом духов, предощущением страсти, которую оба сдерживали, чтобы продлить праздник любви.

Впервые в их любовной практике Антон поднял ее на руки и отнес в спальню, а затем медленно, очень медленно раздел и оставил лежащей в соблазнительной позе. Пока он торопливо сбрасывал с себя одежду, Лариса наблюдала за ним. В полумраке комнаты она видела горящий взгляд, раздувавшиеся от нетерпения ноздри, стиснутые зубы, сквозь которые, казалось, вот-вот вырвется надрывный стон. И все-таки он не позволил себе юношеской поспешности в вечном танце любви. Его разум, уже отравленный чувственным дурманом, смог осознать единственное — она еще не готова уйти вместе с ним в долину счастья и оттуда взмыть в простор ночного неба, а там парить в невесомости, не зная времени и границ, ощущая только пьянящий разлив телесной истомы. Признаком того, что этот момент наступил, стало ее лицо, побледневшее от вожделения, с лихорадочным блеском из-под опущенных ресниц и улыбкой ведуньи. И он не упустил этого момента. Они одновременно содрогнулись, громким стенанием провозглашая гимн единения двух земных начал.