Елена Кучерявая - Любовь всей моей жизни

Время летело незаметно, вот и Оля пошла в первый класс. Было понятно, что хороших оценок здесь ждать не придется. Девочка была очень замкнутая, какая- то боязливая, в то же время упрямая и временами даже вредная. Она была болезненно привязана к вечно критикующей матери и начавшему выпивать отцу. Как- то по детски, неловко она жалела его. Отец отвечал, дочери огромной любовью, это было понятно просто даже по его взгляду на девочку. Или по руке, которую он опускал на курчавую головку.

Манефа перешла работать из детского сада в стационар детской больницы и часто, когда мать была на дежурстве. Особенно, если оно выпадала на выходной. Оля лежала в кровати, затаив дыхания и слушая звуки на кухне. Вот отец наполняет рюмку за рюмкой, уснет или нет? Или начнет скандалить, тогда не сдобровать. Этих скандалов Оля боялась больше всего. Чаще всего они возникали, когда мама была дома. Манефа начинала ругать мужа, он кричал в ответ, мог поднять руку. Тогда она хватала дочерей в охапку, и они бежали во двор, иногда сидели до темна на лавке. Один раз пришлось лезть в окно, так дверь отец запер изнутри, благо окно оказалось открытым. В такие моменты ругани и скандалов Оля не знала, кого она ненавидит больше мать или отца. Отца за то, что пьет или мать за то, что постоянно что-то говорит и говорит. Будто не знает жизни, не может успокоить мужа и весь дом.

От таких выходных Оля научилась терпеть, молча реветь в подушку, больше молчать. Через какое-то время она начала мучиться с запорами. И мать стала обследовать ее и брать путевки в разные санатории на санаторно-курортное лечение. Не помогало ничего. А как же Оля ненавидела эти поездки. Всегда с отцом, потому что мама была слишком занята на работе. А в этих поездках папа пил. Когда был трезвый, он брал дочь за руку, и они шли гулять. На душе становилось спокойно, рука в большой, теплой ладони. Можно закрыть глаза и наступит покой?

Единственный раз в своей жизни во время такой прогулки Оля осмелилась сказать:

« Папа, не пей больше!» Веселость отца сняло как рукой, он остановился, изменился в лице, будто ему стало стыдно перед дочерью. И такая тоска мелькнула в его глазах.

– Я не могу, прошептал он. Не смогу.

– Но ведь я есть, я помогу тебе, – почему- то тоже шепотом ответила Оля.

На следующий день, когда Манефа встречала в аэропорту дочь и мужа, которые должны были вернуться из Железноводска, среди прилетевших их не было. В полнейшем изумлении, она не знала куда ей обратится и стала спрашивать сошедших с рейса людей. Все пожимали плечами, потом одна женщина сказала: «Там был мужчина с девочкой, но его не посадили в самолет, он был очень пьян».

После этих слов Маню захлестнула дикая злоба, не жалость к дочери, а именно злоба на мужа, на то, что она зря приехала за сто с лишним километров. Следующий рейс был через день, на нем и вернулся хмурый муж и осунувшаяся дочь. Самые близкие люди сухо обнялись, и Манефа протянула Оле большое красное яблоко. Они сели в служебную машину, Оля отвернулась к окну, молча, плакала, делая вид, что грызет спелый фрукт, который как ком вставал у нее в горле. Манефу тоже обуревала волна эмоций, которые нельзя проявить перед водителем. Она мысленно кляла себя, что села на переднее сидение, а не рядом с дочерью. Спиной, ощущая боль девочки, не могла обнять, прижать ее к себе. Окутать любовью.

В ее душе поселился страх, вечный страх за отца. Причем только за пьяного. Оля боялась, что он уснет с незатушеной сигаретой, ему станет плохо во сне, упадет в темноте, когда медленно бредет в туалет. Она старалась предотвратить все эти опасности мнимые и настоящие. Часто проснувшись ночью и не найдя подле себя дочь, Манефа видела такую картину: пьяный муж бредет по коридору, а рядом с ним маленькая девочка, держит его за трусы. Такая жалость к ребенку, а вместе с тем и злоба на мужа, стыд за себя захлестывала ее в эти моменты, но она будто не понимала, как переделать, прекратить эту жизнь. И их семья продолжала существовать, будто за вывеской. О пьянстве мужа никому Маня не рассказывала, находя отдушину от несчастливой семейной жизни в работе.

Для Тани родители были самой красивой парой на земле. Особенно отец- с правильными чертами лица, гладко зачесанными блестящими волосами, спокойной прямой осанкой. Корректность и сдержанность отличали у него не просто манеру поведения, но будто ауру – состояние души. А внутренняя сосредоточенность напоминала девочке, главного героя фильма «Семнадцать мгновений весны». Но как этот человек менялся до неузнаваемости, когда был пьян. Отношения родителей были средой обитания, которую уже не выбирают, а к которой приспосабливаются. В этой среде, казалось, уже не могло произойти ничего хорошего. Мать, несомненно, была стержнем семьи, правда ее редко можно было застать дома.

Работа в стационаре захватила целиком внимание Манефы, ей предложили должность главного врача детской больницы. Свекор был в восторге и конечно рекомендовал невестке согласиться. Отношения с коллегами у Манефы Ивановны были отличные, к каждому она умела найти подход, сказать доброе слово. Знала сильные и слабые стороны своих подчиненных. Не раз опытные медсестры или санитарки выручали ее, помогая и с постановкой диагнозов. Пожилая медсестра Наталья Петровна вызывала врача в приемник обычной фразой»: Манефа Ивановна, корь поступает, идите бронхит, воспаление легких приехала…»

Во время дежурства она всегда была собрана и доброжелательна, ни разу никто не услышал от нее жалобы на усталость или бессонную ночь. Однажды летом привезли ребенка в возрасте десяти лет. Взгляд у него был затуманенный, странное поведение, что он бросался на предметы и стены. Манефа была в недоумении, такого в ее практике не встречалось. Пока она наблюдала за пациентом, вошла пожилая санитарка тетя Надя.

– Белены, объелся! – поставила она диагноз с порога. И тут же было назначено и лечение.

На новой должности по- мимо работы и дежурства в стационаре, добавилась еще отчетность. Свой первый отчет Манефа и ее помощники делали до полночи, считали на счетах, пили горячий чай. А потом предстояла поездка в Свердловск в горздравотдел, чтобы сдать и защитить «свои» цифры.

Перед первой сдачей Маня очень волновалась. Сдавать документацию нужно было, по представлению Манефы большому начальнику. Мысли скакали в ее голове с дикой скоростью и постоянно путались, прямо как на государственном экзамене и она никак не могла запомнить имя начальника.

–Здравствуйте, Петр Григорьевич ! Меня, зовут Дубровина Манефа Ивановна,– начала она несмело. Я главный врач детской больницы Невьянского района.

– Ну, давайте, рассказывайте, с чем приехали?– ободряюще сказал Петр Григорьевич.