Француаза Бурден - Искушение страстью

– Ты не сменила духи? Это хорошо, – прошептал он.

Ему вдруг захотелось прижать ее к себе, убедиться, что ее чувства остались прежними. Но несколько человек, восхищенных прекрасной парой, смотрели на них, и Шарль резко отстранился. Сильви не была ему женой, она вышла за Стюарта. А единственной женщиной, с которой он хотел бывать везде и всегда, единственной, которую мечтал вернуть, ради которой прошел самый настоящий ад, всегда оставалась Юдифь.

– Что с тобой?

Резкие смены настроения удивляли Сильви, она с любопытством смотрела на него. Своим безразличием он, как стеной, всегда отгораживался от окружающего мира, и, кажется, эта стена дала трещину: он стал уязвим.

– Шарль, я хочу есть, – мягко произнесла она. – Идем.

Но еда мало занимала Сильви, она думала лишь о том, как убедить его остаться после ужина.

– Они подписаны! – ликовал Ален, показывая контракты Винсену.

Приятно было видеть его радость. Он аккуратно вытащил из-под рубашки остальные листы.

– Я потратил кучу времени, чтобы получить все эти договоры, но оно того стоило, ведь правда?

Винсен склонился над бумагами с эмблемой продуктового магазина «Фошон» [20]и просмотрел все пункты договора.

– Ты заключил отличную сделку, – восхищенно ответил он.

– Вся продукция продана престижным фирмам, и даже урожай следующего года продан заранее. Хотел бы я посмотреть на лицо твоего отца, когда он придет на площадь Мадлен в элитный гастроном! «Фошон», «Эдиар» – это моя мечта…

Усевшись за маленьким бюро в комнате Алена, кузены переглянулись.

– Рад, что ты добился успеха, – сказал Винсен. – Но ведь все это не для того только, чтобы позлить отца?

– Нет, конечно! Я уже пять лет совершенствую технологии. У меня будут кое-какие нововведения. Ферреоль будет недоволен. Но ты его знаешь, для него все новое…

Он коротко рассмеялся и снова стал серьезным.

– Я преподнесу бабушке контракт за завтраком. Это она позволила мне жить здесь. Без нее я стал бы лоботрясом, а не успешным предпринимателем.

То, что он был успешным предпринимателем, не вызывало сомнений. Винсен внимательно смотрел на Алена. Казалось нелепым и абсурдным то, что открыл ему Даниэль. В Алене ничего не изменилось, он ничем не отличался от того мальчишки, которому Винсен доверял свои секреты.

– Почему ты так смотришь? Волнуешься за Магали? Думаешь о том, что решит этот несносный Шарль Морван-Мейер и под каким соусом съест вас обоих?

В вопросе была ирония, а не злость: Ален часто сам противостоял Шарлю и прекрасно понимал Винсена.

– Не бойся, – добавил он, – она очень красива, а Шарль не слепой, он поймет.

– Ты так думаешь?

– Да. Она не может не понравиться.

От этих слов Винсену стало не по себе. Ален, что, притворялся? Если то, что сказал Даниэль – правда, то красивые девушки не интересовали кузена.

– А тебе она нравится? – невинно спросил он.

– Нет. Она твоя невеста, и, потом, я не люблю рыженьких.

– А каких ты любишь?

– Черненьких. По-моему, в них больше характера. Если я обращаю внимание на девушку, то она, как на заказ, обязательно брюнетка.

– Ты ни с одной меня не знакомил.

Настаивать было неловко, но Винсен не мог остановиться. Удивленный Ален молча посмотрел на него, потом медленно спросил:

– Ты хочешь мне что-то сказать?

– Нет, просто…

Повисло неловкое молчание, и Винсен решился на прямой разговор.

– Ты ни разу не влюблялся, ни с кем не встречался… Я тебе все рассказываю, даже о самом сокровенном. Я хочу, чтобы ты тоже мне все рассказал.

– Ладно, последнюю звали Од, она ничем особым не выделялась, и о ней не стоит рассказывать такому умному человеку, как ты. Но я спал с ней три раза. История без слов.

Ошеломленный Винсен только кивнул. Искренность Алена не вызывала сомнений, и он уже ничего не понимал. У него пропало всякое желание выпытывать что-либо, но было поздно.

– А то, о чем ты боишься спросить, тоже правда, – закончил Ален.

Он встал, подошел к Винсену, положил руки ему на плечи и ожидал реакции.

– До тебя можно дотронуться? Ты ничего дурного не подумаешь? Не почувствуешь отвращения или опасности?

В его сердитом голосе не было и следа веселья. Винсен понял: то, что сближало их до сих пор, может мигом разлететься вдребезги. Подняв голову, он встретился с настойчивым взглядом Алена.

– Нет, я не чувствую себя в опасности, – твердо произнес он. – Но разозлюсь, если ты будешь продолжать говорить глупости. Ты мой лучший друг. Разве это что-то изменило?

– Для меня – ничего.

Ален провел рукой по шее Винсена, потрепал его волосы. Теперь любой дружеский жест можно было понять неправильно, и Винсен старался не выдать себя. Они годами веселились, дрались, катались в траве, вместе спали. В их физическом контакте не было ничего необычного или двусмысленного. Однако Винсену вдруг вспомнились кое-какие детали. Мог ли он утверждать, что Ален ни разу не смущал его в детстве и юности? Даже если не считать забав подростков, достигших половой зрелости.

Они молча смотрели друг на друга. Лицо Алена было жестким, непроницаемым. Винсен не хотел высвобождаться сам, но тут кузен отпустил его.

– Да, и для тебя это ничего не изменило, – сказал он, отступая. – Спасибо.

Винсен тоже встал, они оказались лицом к лицу – они были одного роста – и не было никакой неловкости, а только радость, что их дружба вышла из этого столкновения целой и невредимой.

– Мне надо было раньше сказать, – проговорил Ален.

– Ты всегда был неразговорчивый.

– Так или иначе, мне особо нечего тебе рассказать. Даже если покопаться. Не знаю, что будет дальше… но сейчас я живу вот для этого.

Он указал на контракты, лежавшие на столе, на видном месте – заказ «Фошона». Только сейчас Винсен заметил стопки папок, громоздкую пишущую машинку «Ундервуд» и кучу бухгалтерских книг на этажерке.

– Почем уты работаешь здесь? – удивился он.

– Твой отец не хочет, чтобы я вторгался в «его» кабинет на первом этаже.

– Ты мог бы работать в библиотеке или комнате для гостей…

– Ты забыл? Когда я переселялся в Валлонг, одним из условий было не оккупировать дом. Я и так получил свое.

Он говорил без гнева, как о неизбежности, с которой успел смириться за годы.