Татьяна Иванько - В стране слепых я слишком зрячий, или Королевство кривых. Книга 2. Том 2. Обвал

…Платон сказал мне как-то вскоре после знакомства с Марком:

– Тебе не кажется, что он… любит тебя как-то… как-то слишком?

– Слишком?

– Слишком сильно.

– А так бывает? – засмеялась я.

– Танюшка, я не шучу, такая страсть может граничить с одержимостью.

– Вовсе он не одержимый, не выдумывай, – мне хотелось защитить Марка немного, всего объяснить я не могу, но хотя бы попытаюсь. – И никакой страсти, мы… ну в общем, даже не спим вместе. Мы друзья.

– Это напрасно. Надо спать, даже если не хочешь, иначе он… и правда свихнётся на тебе, – серьёзно сказал Платон. – А не хотела его, зачем замуж шла? Ох… чудишь ты, Татьяна…

Однако Платон был сам достаточно сведущ, да и круг его общения настолько обширен и только увеличивался, что до него через некоторое время дошли россказни о Марке. Он сказал об это мне, глядя внимательно, хотел понять, видимо, знаю я или нет.

– Господи, Плато-он, – протянула я.

– Нет, я понимаю, ты из самых правильных меркантильных побуждений вышла за него и не прогадала, конечно, но… Чего он влюбился-то тогда? – Платону было так странно это всё и не укладывалось в его схемы, в которых он жил и смотрел на мир, и которые, кстати, он не применял к самому себе, как и все люди: для всех одно, а «я же – особенный человек».

– Ну я тоже его люблю. И даже очень.

– Ой, да ладно, заливать-то! – скривился Платон. – Он для тебя… как котик со сломанной лапкой. Причём здесь любовь?

– Как это причём? При всем том же.

Платон посмотрел на меня, качая головой.

– Это не игра. Лучше порви с ним сейчас.

– Я… не могу. Марк мне тоже нужен, как и я ему… – ну что рассказывать ему про эту дурость с Боги и Вальдауфом, чтобы он цокал языком и смотрел проницательно, потому что знает немного больше обо мне, чем другие? Чтобы пенял, как я неправильно веду себя? Ну а как правильно, Платон?! Как ты? Ты сам знаешь, что всё сделал неправильно с собой…

Этот разговор был почти четыре года назад, и вот сегодня я вспомнила его, потому что Марк и, правда, слишком уж любил меня, особенно, если учесть, что во мне нет ответной страсти и желания, его чувства сразу обременили меня, и добро бы в истинном смысле, а так получалось, я будто снисхожу… И почему я ввязалась когда-то в эту его аферу с женитьбой? И почему поверила, что он не станет испытывать ко мне обычных чувств? Но ведь тогда так и было. Даже на свадьбе ещё так и было… И после все пять лет мы жили так счастливо, как мало кто, думаю, живёт, в полном согласии и взаимопонимании. Поэтому я и привела сюда Володю, не сомневаясь ни мига в том, что Марка это никак не заденет. Как я сглупила, всё забыла в своём спокойном благословенном существовании… Ох, какое наказание…

Но теперь мне хотелось сказать ему: «Нет во мне никакого сокровища, я такая же, как и все», но откуда ему знать, какие все… Вот такая ответственность легла на меня…

Он кончил со стонами и едва ли не со слезами, это оказалось так трогательно и возбуждающе, что и меня вытолкнуло будто куда-то в небо, ослепляя и оглушая горячими волнами нежности к нему. И, едва он смог открыть глаза, задыхаясь и с клокочущим сердцем, которое ещё било меня в грудь тоже, будто расталкивая моё, пытаясь разбудить, заставить биться, не понимая, что оно холодно, оно мертво, спросил:

– Т-те-ебе… х-ха-а-ра-шо? Х-хоть… не-ем-ного?..

Вместо ответа я поцеловала его, потому что да, было хорошо, как он сам говорит, чистая физиология, но мне-то хотелось думать, что я нормальный, одухотворённый человек, живу душой, не телом. Оказалось, тела намного больше…

…Поцеловала… до этого она позволяла мне целовать себя, не противилась, но не целовала. И оказалось, что и о поцелуях я ничего не знаю, вернее, не знал. Вот когда я вполне овладел ею, не раньше, но теперь, когда она, прикрыв веки, касалась моего рта губами и языком так горячо и нежно, что мир завертелся передо мной, снова скручиваясь в тугой жгут желания и разливаясь морем счастья. Вот почему ты никогда не целовала меня, знала эту тайну, настоящие поцелуи – это золотые ключи от всех райских врат…

И ещё одно я понял, что Бог, несомненно, мужчина, потому что создал женщину такой: бесконечный источник наслаждения. И почему мне не открылось это прежде? И почему я не видел в женщинах ничего притягательного? Впрочем, я не видел и в мужчинах… я вообще ничего этого не видел.

Ночь накрыла город и комнату, огни с улиц и от купола собора освещали помещения, отражаясь от наших тел.

– Марк… ну, уймись, что ты как… последний день Помпеи? – прошептала Таня, пытаясь остановить меня. – Ну… пожалуйста…

Я приподнялся.

– Конечно, последний, одна ночь…

– Ну почему одна-то?.. Господи… – выдохнула Таня, видимо, я, и правда, уже сильно донял её. – Что, ты…

– И… дальше… ты… будешь со мной… как…

– Да буду, что теперь… только… давай без… одержимости. Я же не из пластика… – она погладила меня по лицу, надеюсь, не очень ненавидит меня. – И… Давай поспим?

Я покачал головой.

– Я засну, ты сбежишь.

– Да не сбегу.

– Обещаешь?

– Обещаю, спи…

– Ты куда? – приподнялся я, потому что она скользнула из постели.

Таня обернулась, совершенно обнажённая, растрёпанная.

– Господи, «куда»… На кудыкины горы, Марк! Писать хочу, «куда»…

Когда она вернулась через несколько минут с заплетёнными в косу волосами, умытая и даже пахнущая холодной водой, я обнял её, притягивая к себе.

– Но только спим, – сказала Таня.

– Спим, да… но двух одеял больше не будет…

Она только вздохнула, пристраивая голову на подушке и мои руки на себе, чтобы не мешали спать. Ну, что же, вот я и в раю…

…А вот где теперь я, я не знаю…

Интересно, удивилась бы моя сестра, если бы узнала сейчас, что в эти самые мгновения, и я так же лежу, глядя в ночь, без сна и думаю то же: «где я теперь?», удивилась бы она?

И даже ситуация похожа, но немного. Только я лежал не с женой, и не с Катей, я лежал в постели с главредом, только не подумайте, она – женщина. Притом даже вполне красивая, холёная и я готов был бы расхваливать её на все лады вслух и даже про себя, если бы она не была моим начальником, и это и было самое противное. Но Таня испытывала какие-то добрые чувства к этому своему странному мужу, который вообще-то казался мне опасным маньяком, который или не дорос до маньяка, или его жизнь протекала так благоприятно, что эти задатки превратились в одарённость, с которой он вёл свои дела.

Впрочем, о них мне было почти ничего не известно, я мог только догадываться о масштабах его дел по его тратам, потому что официально у него была небольшая фирма «Печати и штампы», которая занималась изготовлением печатей, визиток, экслибрисов, их Марк рисовал сам и действительно очень тонко и даже увлечённо, но, по-моему, он занимался этим нарочно для того, чтобы в это время размышлять, как другие вышивают, вяжут, гуляют по лесу. О чём именно размышлял Марк Лиргамир можно было только пытаться догадываться, он ездил по всей стране, иногда с Таней за границу, везде они снимали неизменно самые дорогие отели и виллы, так же как и одежду, машины, обстановку в их квартире, впрочем, весьма скромной по его запросам. Но он обмолвился как-то, что в Москва-сити для них строится квартира, и дом в Завидово, или ещё где-то, говорил, что хотел бы купить виллу в Италии или Испании, они не были обычными богачами и не стремились только на какую-нибудь Рублёвку. Откуда спрашивается у владельца крохотной фирмы из шести человек, один из которых директор, второй бухгалтер, третий шофёр, четвёртый резчик, пятый – уборщица, и Марк – шестой, художник и владелец. Причём доход был не то что минимальный, но никакой, заказов было не более десяти в месяц, а зарплаты, и неплохие, он платил исправно, не так как по всей стране, с задержками. Когда-то один из моих приятелей-осведомителей, работающий в органах и дающий мне иногда кое-какую информацию, которую я мог использовать в работе, в ответ на мою просьбу «пробить» моего подозрительного зятя, сказал через некоторое время: