Татьяна Иванько - В стране слепых я слишком зрячий, или Королевство кривых… Книга 1. Испытания. Том 1

Поначалу я ненавидела его, а потом… неожиданно мне стало нравиться, аккомпаниатор играла так хорошо, что во мне стало рождаться вдохновение, девочки были старательны, прилежны и у нас стало получаться. Чтобы не терять своего настроя, я всё время включала дома пластинки с классическими композициями, целыми днями и вечерами вместо того, чтобы сидеть перед телевизором, как делали все, я слушала музыку и читала книги. В этом смысле нам удивительно повезло: от предыдущего хозяина, одинокого учителя, который жил в этой квартире до нас, нам досталась замечательная библиотека с сотнями книг. Телевизор у нас показывал плохо, настроить его и наладить было некому, поэтому я смотрела его редко, лучшим развлечением было чтение. Так и проходили мои дни и вечера – занятия с ребятами танцами и книги под музыку.

За мной всегда увивалось много парней. Но я сама не влюблялась. И вообще, все эти глупости меня не интересовали, хотя наша соседка снизу тётя Зарема, настоящая цыганка, между прочим, которая в шестнадцать лет оторвалась от своих и уехала сюда за любимым мужем, который был русским, и не побоялся увести её с собой без паспорта и прочих документов, считала иначе, так и говорила:

– Вот влюбишься, и всё это престанет быть глупостями.

Но муж умер уже и довольно давно, а Зарема осталась здесь, и теперь уже была на пенсии, работала в газетном киоске. Детей у неё не было. И она никогда не сидела во дворе с другими бабусями, и притом знала все новости города раньше других. К ней часто приходили погадать, и однажды я попросила о том же вскоре после возвращения в Кировск. Но она усмехнулась и пробасила, покачав головой:

– Нет, Като, судьба не любит прогнозов, как и погода. Вспугнёшь удачу или притянешь несчастье.

Я засмеялась:

– А как же ты гадаешь, тётя Зарема?

Засмеялась и она, собирая в крупные коричневатые складки своё носатое лицо, и я, в который раз, удивилась, как она похожа и не похожа на саму себя на старых фотографиях.

– Я рассказываю им то, что они хотят услышать или, наоборот, боятся.

– Но это же обман.

– Им после этого лучше, легче не душе, так какая беда от моего обмана?

Так вот, сейчас, пока я стояла тут и как последняя глупая простушка разглядывала паутину и слушала мух, Зарема выглянула из своей квартиры сюда, на лестницу, и сказала:

– Ну, что стоишь тут? Заходи, – сказала она своим тяжёлым голосом, которому позавидовал бы любой бас из Большого театра.

Я поднялась на четыре ступеньки и вошла к ней. Уже очень много лет Зарема как наша родственница, нередко она даже кормила меня обедом, втайне от мамы, потому что мама немного ревновала меня к старой цыганке, хотя доверяла приглядывать за мной и даже запасной ключ от дома. Вот в надежде на этот ключ я и зашла, потому что болтать сейчас я была не в силах, я хотела побыть одна и подумать, что за смятение чувств со мной вдруг приключилось.

– Садись-садись, чаю выпей, есть-то уж поздно, скоро спать ложиться.

Я со вздохом уселась на скрипнувший табурет. Вся мебель у Заремы была очень старая, она поскрипывала, подрагивая, похрястывала, и позвякивала, каждый предмет на свой манер. Чайник уже стоял на плите, она стала доставать чашки.

– Что, кавалер-то, не понравился?

– Что? Да какой это кавалер, мальчишка-школьник.

– Ну, не знаю, мальчишка ли… Моему Лёнечке тоже семнадцать было, когда мы в поезд вдвоём прыгнули и улепетнули. Так что самый возраст, так-то Катюша. По мне так этот очень даже видный, симпатичный как сейчас говорят, твой Олег Иваныч сморчок против него.

– Вот ещё! – фыркнула я.

Но Зарема только посмеивалась, хотя вопросов больше не задавала. Достала чашки с большими золотыми петухами и стала разливать заварку, себе покрепче, мне послабее.

– Ты, Катюша, не размышляй сейчас, теперь сердечко в смятении, мысли затуманились. Твой Олег парень с будущим, конечно, серьёзный, целеустремлённый, но любишь ты его?

– Конечно, люблю! – выпалила я.

Зарема посмотрела на меня и покачала головой.

– Ну, вот и люби. Только помни, девочка, мужчины такой народ, их терпеть возможно, если только любишь, иначе небо с овчинку покажется.

– Так я и люблю, – опять поспешила я.

– Ну и хорошо. А то подумай… годка два-три ещё не спеши замуж-то, небось, дождётся, – лукаво поблескивая чёрными глазами, проговорила Зарема.

Дождётся… если бы, потому Олег и сделал предложение, что ждёт назначения в Москву, вернее, надеется. Так и говорит: «Мне бы дельце, какое подвернулось посерьёзнее, точно не обошли бы тогда меня». Когда я сказала об этом маме, она подняла на меня удивлённый взгляд: «Это, что получается, должны кого-то убить или ограбить, чтобы твой Олег мог получить повышение?!», её это так возмутило, что я напрасно пыталась убедить её в том, что это не так. В довершении она добавила: «И с чего это он взял, что его переведут сразу в Москву? В лучшем случае для начала в область». Но Олег считал иначе, обещали ему или он ещё по какой-то причине был уверен, что в ближайшее время его ждёт перевод в Москву, но мне он говорил об этом без сомнений.

Но сейчас я не думала об этом, сейчас я думала только, как унять волнение и перестать думать о мальчишке Олейнике…

А я тем временем дошёл до дома, хотя больше бы подошло сказать: долетел, потому что во мне не было веса, а за моей спиной широко раскрылись крылья. Не заметив как, я дошёл до дома. Взлетел на второй этаж, дверь у нас редко бывала закрыта днём. Танюшка не услышала, как я вошёл, у неё играла мягкая голубая пластинка из «кругозора» с песенками, кажется, из «Танцора диско», любят люди всю эту индийскую романтику. Я заглянул в её комнату, дверь у неё всегда распахнута, даже ночью, как и на веранду, любит простор. А сама она сидела на полу среди листков бумаги, всегда любила рисовать, и мне кажется, она рисует постоянно, всегда при ней блокнот и угольный карандаш, ну, или простой. Или просто ручка, и что-то чирикает на всём, что ни попадётся, хоть на газете. Даже пошла в художественную школу прошлой осенью. Причём сама записалась. Пришла и сказала маме:

– Я в художественную школу записалась, они сказали, чтобы ты пришла, там… заявление какое-то надо или… что-то…

Вот и сейчас, сидит в носках и трикошках, в моей старой футболке, коса заплетена небрежно, заколка съехала, всё время такая смешная, лохматая, одежда висит на тощей фигурке.

Проигрыватель рядом, чтобы можно было заводить музыку снова и снова. Что-то увлечённо рисует, что-то, что лежит перед ней, а мне не видно. Я прикрыл двери, чтобы не слушать зажигательных ритмов диско, и пошёл к себе. Всё же хорошо, что у нас здесь большая квартира, что маме как писателю полагалась ещё одна комната, поэтому у нас всех по комнате, и к тому же большой зал со скрипучим полом, двумя большими тоже скрипучими диванами и телевизором.