Виктория Побединская - 48 минут, чтобы забыть. Интенция

Я хмыкнул.

– Куда он в таком случае подевался? – злобно-непринужденно спросил я. – Что ж ты его бросила? Или он тебя?

– У него дежурство на кухне, – спокойно ответила Виола.

– Там ему самое место.

Со стога донесся дружный хохот.

– Думаешь, задирать других – круто? – Виола бросила в мою сторону раздражённый взгляд.

– Если ты про себя, то заметь, я слова тебе не сказал.

– Ты первым начал. Не трогай ты других, мне не пришлось бы вступиться.

– Раз уж на то пошло, то первым начал придурок, который столкнул меня с лестницы, за что получил по заслугам. А вмешиваться в мужские разборки просто глупо. Лучше иди и займись тем, чем девчонки обычно занимаются. Повышивай там или еще что.

– С какой стати ты решаешь, чем я должна заниматься? – попыталась возразить она.

– Ты привела всех сюда, а сама трусишь даже наверх подняться, – ухмыльнувшись, покачал я головой. – Это место не для тебя, принцесса.

Виола посмотрела на меня странным взглядом, то ли пытаясь им пристрелить, то ли мысленно посылая к чертям, а потом резко развернулась и зашагала наверх, к остальным. Я еще раз внимательно ее рассмотрел. И чего Тай в ней нашел? Плечи острые, ноги тонкие, и на макушке рыжий хвост, который раскачивался от каждого шага из стороны в сторону. Туда-сюда, туда-сюда. Ни дать ни взять, ну точно морковка. Я прыснул со смеху.

А дальше? Видимо, мне все же придется вытащить из себя эту отвратительную историю, чтобы не забыть.

Пару раз сверкнула молния. Поднялся ветер, и начал собираться дождь. В этом, в общем-то, весь Эдмундс. Дождь, туман и озера. Озера и придурки ученики, которые слишком громко смеются. Так громко, что услышал фермерский сторож.

Сначала со стороны поля донесся неясный шум, на который никто не обратил внимание. И только когда раздались тяжёлые шаги и скрипнула дверь, парни сорвались в поле, а Виола замерла наверху, застыв в нерешительности. Она была похожа на загнанного зверька, и я не мог не помочь ей. В конце концов, я же ее туда отправил.

– Уходи! Беги, как они, чего стоишь? – бросила она, уверенно подняв подбородок. Хотя глаза ее кричали обратное.

Я оглянулся, шаги стали громче. А потом, вместо того, чтобы уйти, протянул руки кверху: – Я обещаю, что смогу тебя поймать!

В тот момент я был готов сказать что угодно, лишь бы заставить ее спрыгнуть с того клятого настила. И она поверила мне.

А потом я подставился.

Убегать было слишком поздно. Так что мы попрятались в высокой траве, и когда сторож почти подобрался к Виоле, я встал, взяв всю вину на себя.

До сих пор не могу понять, зачем сделал это. Может, во всем виновато воспоминание о том, как она рыдала в коридоре после того поцелуя.

Не знаю.

Это было спонтанное решение.

Когда мне было семь, а Джессу тринадцать, родители возили нас в Норвегию на горнолыжную базу. Разбегаясь и делая сальто, Джесс нырял с парапета в огромные сугробы, что навалило за ночь. Когда наступила моя очередь, я застыл у края. Именно тогда брат сказал мне: «Не думай! Забей на все! Вот что помогает решиться на последний шаг. Ты просто отталкиваешься и прыгаешь, не думая о том, что произойдет дальше, не беспокоясь о последствиях».

И находясь там, на поле среди желтеющей травы, я просто «прыгнул».

«Приземлился» же у широкой дубовой двери, где золотыми буквами была вытравлена надпись: «Полковник Фрэнк Максфилд».

Снова. Второй раз за месяц.

Комендант распахнул прямо перед моим носом дверь, чуть не хлестанув полотном по лицу, и толкнул внутрь. Я подавил приступ паники и сглотнул.

Дверь позади закрылась.

– Николас Лавант, – медленно произнес полковник и уставился на меня из-за своего стола. Я вытянулся по стойке смирно. – Дурная слава летит впереди тебя.

Я почувствовал, как от его тона волосы на затылке встают дыбом.

– Позовите Джесса, – по телефону приказал полковник и, не говоря больше ни слова, уставился в бумаги. А я так и стоял, не шевелясь. Через десять минут брат вошел в кабинет.

Джесс казался равнодушным, но я-то знал: внутри он кипел. Его руки, выпрямленные по швам, напряглись так, что при желании можно было пересчитать все выпирающие синие вены.

– Я привык видеть фамилию Лавант исключительно в наградных листах. – Максфилд выдержал паузу, словно давая мне возможность переварить сказанное им заявление. Впившись в бока ногтями, я молчал. – Надеюсь, Ник, ты понимаешь, что уронил не только репутацию этого учебного заведения, но и своей семьи.

Я выдержал его взгляд, уставившись полковнику прямо в глаза, надеясь, что он не истолковывал это как своеволие. Максфилд подался чуть вперед, опираясь локтями о стол, между его бровями прорезалась заметная морщина.

– Учитывая заслуги твоего брата и твои личные успехи, я готов забыть об этом инциденте, если ты назовешь мне имена тех, кто был на поле. Виновные должны понести наказание.

Я не произнёс ни слова. Не разгадав моего молчания, он продолжил:

– Сержант Мур видел, как из казармы выходило не меньше семи человек. Лица он не рассмотрел, но мне-то точно известно, что по одиночке здесь никто никуда не ходит.

– Я был один, сэр, – спокойно произнес я. На этот раз желания дерзить не возникло.

Полковник перевел взгляд на Джесса, а потом смерил меня леденящим взором.

– Николас, – обратился он практически по-отечески, – мне прекрасно известно, что с тобой было еще минимум шестеро ребят. Поэтому давай ты не будешь тратить мое время и назовешь имена.

– Я уже сказал, сэр. Я был один, – уверенно повторил я.

И без того сощуренные глаза Максфилда превратились в узкие щелки.

– Джесс, поговори с ним сам, может, тебя он послушает. Я вернусь через пять минут.

Полковник подхватил со стола кожаную папку с торчащими из нее бумагами и вышел за дверь. Я посмотрел снизу-вверх на брата и тихо спросил:

– Насколько будет плохо?

– Прилично, – ответил он. – Подумай, стоит ли оно того.

Не желая быть еще и им отчитанным, я уперся взглядом в окно. Заморосил мелкий дождь. Джесс не произнес в мой адрес ни слова упрека, понимал, наверное. Хотя поддержки я не услышал тоже. Максфилд же вернулся быстрее, чем я ожидал.

– Ну что решили, Джесс?

Брат молча покачал головой.

– Хорошо, Николас. Как скажешь, – полковник бросил документы на стол. – Хотелось бы мне знать, что творится в твоей голове и почему ты так отчаянно защищаешь тех, кто этого явно не достоин.

Вопрос застал меня врасплох. Признаться честно, я сам не знал на него ответа. Но даже если бы знал, полковник Максфилд был бы последним человеком, перед которым хотелось душу выворачивать.

– Ответь только на один вопрос, – напоследок поинтересовался он. – Зачем ты полез туда?

Ответ всплыл в голове моментально. Казалось, более незатейливой и убедительной лжи и придумать было невозможно.