Валентин Тарабрин - Русский роман. Лирика

И, ветром встряхивая гриву,
На посошок сказал учтиво:
– Открою я тебе секрет:
В лесу тебя красивей нет.
Но помни мудрые слова:
Не правит миром красота —
А ум, душевность, доброта…
И в час, когда спустилась ночь,
Лев сгинул от Волчицы прочь
Мораль сей басни такова:
Терзать не надо сердце Льва.
Коль хочешь стать ему подругой,
То не ходи за ним по кругу
И не играй с ним, как овца.
Лев – Царь! Ему не до льстеца.
В любви берёт он сразу «всё»,
И отдает себя всего.

Плачет осень у порога,
Лист багряный закружил.
Старый дуб, как недотрога,
Отчего-то загрустил.
Пахнет осень сладким дымом,
Обнажились дерева,
И пронзает небо клином
Журавлиная молва.
Всё стихает, всё пустеет,
В лужах тают облака.
Небо с каждым днем темнеет,
И слабеет голова.
Прячется душа в потемки,
Сердце просится домой,
И в стихах – ни строчки звонкой:
Знать, у музы есть покой.
Отоспаться, что ли, вволю,
Отогреться на печи,
Чтоб осеннее бездолье
Не будило до весны?

А по осени берёзка раздевалась,
Источая девственный по лесу флёр.
И под белоствольной расстилался
Пёстрый из листвы ковер.

Без стыда и ложной скромности, лукаво,
Вынося на обозрение свой сан,
(Её тело тёплой осенью дышало),
Приглашала на лесной роман.

Раскудрявый клен приметил деву —
С ветром передал ей свой поклон.
Улыбнулось реверансу небо,
Озаряясь пламенным костром.

Заливался лес багряным светом,
Поздней осенью пахнуло вдруг.
– До свиданья, мое бабье лето! —
Говорила Белая в кругу подруг…

Лес на свадьбу браво собирался,
Зимний холод дерева бодрил
И на Новый Год, как и старался,
Платье белое берёзке подарил.

И сказал наш клён своей любимой:
– Стань моей женой, и мы пойдём
Через лес и горы, и долины,
И весною вместе расцветём.

Тихо падал снег над старым лесом,
Клён берёзку нежно обнимал.
Шла под ручку с женихом невеста,
Месяц им дорогу освещал.

В «одноклассниках» сижу,
Я тебе письмо пишу,
Наши встречи в парке, вспоминая…
Вновь в огне любви горю,
Вновь тобой одной дышу,
Как и много лет назад, дорогая!

Воды вешние поют,
В юность светлую зовут
На последний школьный вальс, приглашая…
А вокруг цветёт сирень,
Бант твой белый – алый день,
И я первый у тебя, молодая!

Как взошедшую зарю,
Я тебя благодарю
За тепло и свет, моя родная.
Помнишь старый карагач,
Тополей наивный плач?
Белым пухом все грехи, нам прощая…

Так начертано судьбой:
Не моя ты, я – не твой,
Но порочный этот круг, разрывая…
То, что было – не прошло,
Будет «старое кино» —
Это точно я тебе обещаю.

Солнце нежно с утра улыбнулось,
С крыш домов покатилась слеза…
Ты от музыки этой проснулась,
И с тобою проснулась весна!

Распахнулась весна, растопырилась!
Свежий ветер трепещет в груди…
Знать, не зря этой ночью предвиделось,
Что любовь тебя ждёт впереди.

Ждёт она тебя белым облаком,
Хвойным запахом русских лесов.
Ждёт она тебя, синеокая,
Чистотою озёр и лугов…

Разрумянилось солнышко ясное,
Заиграли в оврагах ручьи,
Растревожили душу безжалостно
Звонкой трелью полей соловьи.

И несётся задорная песенка
Над широким простором равнин.
Ввысь умчит тебя чудная лесенка
До небес! – от лебяжьих перин.

Стань же птицею, красная девица!
Поднимайся! Лети за мечтой!
И тогда (можешь смело надеяться)
Замуж выйдешь ты этой весной!

Бесследно исчезают тени
С моей обугленной души.
Уходят прочь часы забвенья,
Минуты скорбной пустоты.
Весёлый цвет зари наметил
Знакомый лучезарный путь,
Но превращал он в серый пепел
Твоей любви коварной суть…

Красиво ты со мной играла,
Вязав в моём мозгу узлы,
Рубцы на сердце вышивала
Тупой иглой от сатаны.
Убийственно ты наслаждалась,
Бросая за любовь упрёк.
Ты надо мною издевалась,
А я от слёз на солнце мок.

Ты журавля искала в небе,
Лишь с ним хотела ты летать.
Поэт был для тебя – отшельник:
Его удел – писать, страдать.
Ты знала, чем меня ударить,
Чтобы не смог подняться я.
Змеёй гремучею ужалить,
Убить поэта-соловья…

Но в каждой песне есть начало:
Одна – звенит в тени ручья,
Другая – пахнет снегом талым…
Живая… мёртвая вода.
И чистой родниковой влагой,
Лихим стихом, что бил ключом,
Я заливал на сердце раны
И поднимал себя бичом.

Иллюзии срывались в бездну,
Чудовищ разбивая в прах.
Ржавел и падал крест железный,
Что ставила ты на меня.
Рассыпался, растаял, канул
Твой миф о немощи раба:
Я от предательства воспрянул,
Твой лёд стал песней соловья.

И зазвенел в полёте вольном
Моих стихов волшебный звук.
Вновь соловьиное раздолье
Поит тебя из тёплых рук.
Но, упиваясь ложной лестью,
Ты истины не поняла:
Живой родник – живая песня.
Снег талый – мёртвая вода.

И что с тобой теперь осталось?
А ничего… Опять одна…
Опять тебя гнетёт усталость,
И вновь разбиты зеркала.
Теперь ты каешься в забвенье:
Не видно в небе журавля,
Ни ветерочка дуновенья,
Ни сладкой трели соловья.

Была ты птица странного полёта:
Всегда летала в гущи облаков,
И даже в дни дневного перелёта
Старалась заманить к себе в альков.

Парила демоном в своей стихии,
Пронзая алчной плотью облака.
А те мужчины, что с тобою были,
Давненько уже канули в века.

Ох, много отутюжила ты судеб!
Ты знала плод услады в тираже:
Вино и женщины мужчину губят.
Опасность и игра – его клише.

Ты наслаждалась безрассудной властью,
Любовью упивалась, как вампир…
Но таял дым обманчивого счастья
И возвращал тебя в реальный мир.

И, падая с небес бескрылой птицей
В пустое, как по осени, гнездо,
Листала пожелтевшие страницы,
Увидев в зеркале уставшее лицо:

Потухли огоньки зерцал зелёных.
Угрюмо месяц над бровями плыл.
Бродяга-ветер – на губах солёных.
От красоты былой и след простыл.