Валентин Синельников - Русский яхтинг, бессмысленный и беспощадный

Если хотите заработать на яхтах, никогда не пытайтесь их строить

Народная немецкая мудрость.

В начале 90-х мы пытались создать небольшую яхтенную верфь. Хотя фирма наша довольно быстро развалилась, это всё же был бесценный жизненный опыт, и, как говаривал Винни Джонс, "Было круто!"

Близилось к завершению строительство первой металлической лодки, но и октябрь уже подходил к концу. Первые белые мухи кружились в воздухе, когда яхту наконец выкатили из цеха и начали готовить к отправке.

Комплект документации по перевозке на железнодорожной платформе был утверждён.

Поскольку охрану по дороге планировалось организовать силами сотрудников фирмы, внутри, для создания комфортной температуры необходимо было установить временную печку. Финальный проект яхты разрабатывал Вася Суханов, бывший конструктор советских ракет. Ему и поручили выполнить чертёж этой печки. Рабочие сварили печь, установили на место. И тут выяснилось, что кирпичи, которые должны располагаться по периметру топки, никак не лезут между листами железа. К удивлению конструктора оказалось, что кирпичи в реальном мире имеют несколько другие размеры, чем в справочнике. Поэтому в итоге мы накололи кирпичи поперек и натолкали на предназначенное для них место небольшими кусочками.

Поездка на платформе, даже и внутри большой яхты – занятие не для слабонервных. Твердого расписания движения нет, платформа может на пару дней зависнуть на какой-нибудь захолустной станции; можно отстать от поезда, увлекшись сбором угольных брикетов, в изобилии разбросанных по путям, походом в магазин или в душ.

Ехали мы вчетвером. На остановках каждый раз вылезали, ломиками подтягивали ослабевающие крепления из проволоки, но к Саратову яхта всё же ушла вперед относительно меток сантиметров на двадцать. Проходящие мимо обходчики как бы между прочим сообщили, что, в связи с нарушением развесовки платформу отцепляют и угоняют на запасные пути. На вопрос, что же нам делать, они пожали плечами, и сказали, что их дело только отцепить. Крана у нас для перестановки яхты, разумеется, не было, зато с собой было много краски всякой-разной. К следующему обходу метки на платформе и на яхте располагались уже строго напротив друг друга.

В Крымской рано утром нас разбудил громкий стук. Выскочив наружу, мы обнаружили мужика, который топором вырубал из-под яхты кильблок. На закономерный вопрос: «…», не содержащий цензурных слов, мужик сказал:

«Да вам уже тут недалеко ехать – вон, за горкой Новороссийск».

Впрочем, положив топор на плечо, мужик удалился, от греха подальше.

А ехать-то нам надо было отнюдь не в Новороссийск, а в Темрюк.

Начальник смены пообещал, что завтра мы туда отправимся, но ни завтра, ни послезавтра, ни через два дня мы никуда из Крымской не уехали, более того, платформу отогнали подозрительно далеко от станции, да ещё и поставили рядом с кучей металлолома, в тупик. Каждый день уже следующий начальник смены обещал отправить нас в Темрюк, но яхта оставалась на месте. Мы уже освоились, нашли душ, пивной киоск и некоторые развлечения. Как-то с утра обнаружили, что веревка, обтягивающая тент на лодке, срезана, и теперь тент просто лежит под своим весом. Ну, конечно, такой замечательный капроновый шнурок в хозяйстве каждому пригодится! Ладно, у нас с собой было ещё много верёвки.

В итоге, тот начальник смены, который первым пообещал нас отправить «завтра», второй раз за время нашего пребывания на станции заступил на дежурство. Он очень удивился, обнаружив, что яхта всё ещё здесь. Просмеявшись, он объяснил, что никому из дежурных не хотелось брать на себя ответственность, – пускать негабарит по горной дороге, и каждый следующий передавал нас дальше, пока они все по кругу не сменились. Он повторно обещал нас отправить, и сдержал свое обещание. Наутро мы были в Темрюке.

Там в ожидании прибытия яхты уже несколько дней жили сотрудники нашей фирмы, не предполагавшие такой задержки в пути.

Пока лодка стояла еще на рельсах, прибежал начальник местного яхт-клуба. Видимо, выпив в теплой компании, растроганный встречей, он, не зная, чем нас удивить, поведал, что на рыбзаводе за забором работает его жена, и отвел меня и Толю Дорофеева к ней, «за рыбой». Там, сославшись на дела, оставил нас, и убежал, перепоручив супруге. Его жена была на голову выше своего мужа, да и объёмы имела внушительные. В фартуке, в огромных рабочих рукавицах; выглядела она весьма впечатляюще. Уперев руки в бока, она некоторое время с презрением наблюдала за тем, как мы неловко набираем с конвейера первую попавшуюся рыбу, затем отогнала нас, отобрала пакеты, вытряхнула оттуда то, что мы успели нагрести, и выверенными точными движениями начала выхватывать с движущегося конвейера отборную сельдь. Как впоследствии оказалось, каждая – с икрой. Икры получилась полная сковородка, и жареная икра была бесподобна.

Толя Дорофеев, с его золотой улыбкой, был бесподобен на обратном пути с рыбзавода. Он нашёл душевую, договорился по времени, когда нам всем можно будет подойти помыться. Заприметив табличку с надписью «Метеорологическая служба», он не упустил случая зайти в кабинет, где сидела скучающая девушка, тут же сразил её своим обаянием, и договорился на встречу с ней. Все заводские собаки, со злобным лаем выскакивающие из-за каждого угла, при его словах: «Бобка друг!» начинали вилять хвостом и нежно поскуливать.

В числе вновь прибывших приехал Коля Пономарев. Физик-ядерщик, невероятно светлая, но невостребованная по тем временам голова. Он недавно устроился к нам, и первое время приходил на работу в костюме и при галстуке. В дальнейшем, из атрибутов советского интеллигента он сохранил только очки и аккуратную лысинку.

Когда на яхте при нем первый раз разлили по кругу, он выдавил из себя невероятное:

«Э…, собственно, я не пью».

Разливающий, – Толя Дорофеев, без запинки выдал в ответ:

«У нас демократия. Пей, сука!»

Сраженный алогичностью данной фразы, Коля выпил, и впоследствии от коллектива не отрывался.

Яхту тем временем перегрузили с платформы на большую ржавую баржу, палуба которой была усеяна (также ржавым), железом. Перегружал мощный плавучий кран.

Потом баржу перегнали в другое место и поставили рядом с огромным плавучим ремонтным доком. Рядом оказался также старый колесный пароход, поставленный на вечный прикол, и выполняющий роль гостиницы. Запомнилось огромное панно в холле этого парохода, выполненное из кусочков шпона различных пород дерева. На панно было изображено что-то в духе социалистического реализма. Впрочем, изготовлена картина была весьма искусно; полгода понабирав шпон для яхтенной мебели я уже вполне мог оценить всю сложность работы.