Валентин Синельников - Русский яхтинг, бессмысленный и беспощадный

«Что это было?»

Нам молча указали на стремительно удаляющееся облако водяной пыли. В этот день «Серна» также вышла на ходовые испытания.

«Вы только от берега отойдете, и сразу утонете», – так говорили моряки с больших кораблей, появляющиеся рядом с баржей, на которой велись работы по сборке лодки.

Яхта, как мы убедились, сразу не утонула, однако, сдавать её мы должны были в Геленджике. За неделю до описанного выше пробного выхода в море, там бушевал шторм, и, по слухам, в Новороссийске и Порт-Кавказе корабли выбрасывало на берег. Оптимизма слухи не вызывали, и, прикинув, что переход будет тяжёлым, Женя Гамберг засобирался на телеграф. Заказчику ушла телеграмма, с просьбой подъехать в Темрюк и принять лодку на месте.

Вечером прикатил мужичок на ржавой чебурашке.

«Мужики, хозяин просит лодочку все же пригнать в Геленджик. А чтобы вы не очень долго думали, он передал вам небольшой бонус».

«Бонус» лежал на пассажирском сидении чебурашки и представлял из себя полиэтиленовый мешок, доверху набитый пачками с красными червонцами. С изображением Владимира Ильича, конечно.

Стимул был весьма и весьма весомый, и мы начали готовиться к походу.

Было пасмурно и как-то совсем не светло, когда яхта вышла из Темрюка и взяла курс на Керченский пролив. Шли под дизелем. Вахты распределили, как обычно, – два человека на вахте, каждый за рулем по два часа. Первыми на вахту заступили мы с Саней Злобиным.

Начал рулить я. Непромоканец, сшитый из легкой прорезиненной тканешки, от брызг и воды, периодически захлестывающей кокпит, защищал плохо, к тому же, было довольно холодно, и дул пронизывающий ветер, но больше всего, конечно, народ страдал от качки. Более-менее нормально себя чувствовали трое – Коля Юрьев, Толя Дорофеев, и я. Саня, помучившись полчаса рядом со мной в кормовом кокпите, поменяв за это время сотню поз, ушел вниз. Ближе к концу моей полувахты Юрьев поманил меня, принял руль, и прокричал в ухо: «Иди, полюбуйся на своего напарничка!»

Саня бесстыдно «хрючил» в кормовой каюте, откинувшись на спинку дивана. Голова его была запрокинута, рот открыт; мокрые штаны непромоканца он спустил до колен. Было очевидно, что ему, в общем-то, совсем неплохо.

Мы решили, что будить сошедшего в нирвану человека грешно. Я встал за руль снова. За последующие три с половиной часа Коля поменял меня еще один раз, пока я бегал в туалет.

В гальюне забавно. Пол то проваливается куда-то вниз, то поддает снизу так, что коленки подгибаются. Ну и болтаешься, соответственно, как карандаш в стакане. В салоне Колька Ахматнуров, взявшись двумя руками за поручень, смотрит в иллюминатор. Цепляясь взглядом за горизонт, он очень комично прячется, когда очередная волна иллюминатор захлестывает. Зеленый Вася Суханов сидит на краешке дивана, зажав ведро ногами, а когда оно убегает, слабыми взмахами рук пытается это ведро поймать. Наверху далеко не каждая волна, но примерно каждая девятая или десятая, залетает в центральный кокпит, и парням какое-то время приходится сидеть по пояс в холодной воде, пока она медленно уходит сквозь шпигаты.

Уже совсем стемнело, когда меня, наконец, сменили. Сходив пару раз вниз, и решив, что меня совсем не укачивает, я раздухарился до того, что решил пойти лечь спать.

В салоне почти ничего не изменилось. У Васи всё те же приключения с ведром; он продолжает ловить его по всей каюте, не обращая внимания на полный хаос, творящийся вокруг него. Кинокамера, фотоаппараты катались по полу, вперемешку с ломтями хлеба и нарезанной колбасой. Насвистывая под нос, я по-быстрому прибрался, скинул непромоканец, и прилег.

Закрыл глаза.

…И тут меня торкнуло.

Гораздо поспешнее, чем снимал, я принялся напяливать непромоканец, причем перед глазами окружающие предметы начали расплываться и наслаиваться друг на друга. Рванулся к выходу из каюты, но там меня уже поджидал разудало-веселый Колька Юрьев, весь мокрый, взъерошенный, но с улыбкой от уха до уха. Он свесился вниз из кокпита, загораживая спасительный выход.

«Валя, дотянись за мармеладиком».

Секунду подумав, и решив, что еще успею, «пока не началось», я нахожу мармелад и отдаю Коле. Тот, выудив из мешка пару конфет, протягивает вниз, Васе:

«Вася, конфетку?..»

Нашего инженера незамедлительно выворачивает в ведро.

Я успел. На свежем воздухе, при наличии в видимости горизонта, головокружение и тошнота быстро проходят.

На входе в Керченский пролив волна и ветер стали попутными, все почувствовали себя гораздо легче. Измотанного Василия удалось выманить из каюты. Смутно помню, как на проходе косы Тузла сидел у экрана эхолота, за штурманским столом, и диктовал наверх глубины. В Порт Кавказ пришли в темноте, ошвартовались у бетонного причала, как водится, увешанного старыми покрышками.

С утра Женя с Колей Юрьевым поскакали на телеграф и отправили заказчику телеграмму с просьбой приехать и принять яхту здесь, на месте. «Погода плохая, идти дальше возможности нет».

После обеда приехала уже знакомая ржавая чебурашка. Мужик достал с пассажирского сиденья «бонус» …

…И мы стали готовиться к утреннему переходу в Керчь, к погранцам, с тем, чтобы получить разрешение на выход в Черное море.

Несколько человек из Порта Кавказ уехали домой. Зато приехал Серега Федоров – начальник участка, на котором варили корпуса, и Рома (фамилии не помню). Рома был из Питера. Предполагалось, что он начнет работать на верфи в качестве ещё одного конструктора. Паша Вдовин почему-то прозвал его Чикатило-2.

С собой я брал трехтомник Толкиена «Властелин Колец». Прочитал; времени было предостаточно, но особо «не вставило». Поскольку больше литературы не было никакой, книгу пытались читать все, но больше половины первого тома никто не осилил, зато шутки «про гномиков» стали неотъемлемой частью жизни на яхте.

Толя Дорофеев подобрал где-то беспризорника лет десяти-двенадцати. Парнишка пытался проскользнуть на паром до Керчи, но у него в этот раз не вышло, и он слонялся по набережной, продуваемой отнюдь не летним ветром. Видимо, какие-то воспоминания из тяжелого детства породили отцовскую заботу в Толиной душе, и он, пригласив пацана на яхту, накормил его, и, пообещав, что завтра тот будет в Крыму, даже уложил спать рядом с собой. Наутро парнишка исчез. Исчезла также некоторая сумма денег из Толиного кармана.

На снимке Рома (Чикатило-2).

В порту Керчи – первое, что бросилось в глаза, это, конечно же, белоснежный корпус яхты «Гидра», стоящий на берегу, на высоких кильблоках. Мы постарались подойти и встать поближе. Керченское предприятие «Дельта» варило «Гидры», а также на стапеле у них стояла (вроде бы) тридцати шестиметровая стальная яхта, корпус которой был практически уже сварен. Внутренней обстройки выполнено не было, и мы, побродив по лабиринту внутренних помещений, и прикинув, сколько же тут работы, сразу загрустили.