Ирина Лемешева - По ту сторону памяти

Иногда он приходил поздно ночью, когда Влада уже спала, запирал дверь и включал новую лампу. А потом сбрасывал на пол ее одеяло и быстрым резким движением задирал ночную рубашку. Он сидел так, не касаясь ее тела, слегка покачиваясь и не сводя с нее взгляда прищуренных глаз. Так продолжалось несколько минут, которые казались оцепеневший девочке вечностью. А потом он тушил свет, традиционно приложив палец к губам – тихо! – и выходил, не потрудившись поднять с пола одеяло. И только тогда Влада начинала ощущать, как холодно в комнате и долго пыталась согреться под одеялом, чувствуя, как ее сотрясает крупная дрожь. Заснуть не удавалось почти до рассвета, и утром она с трудом разлепляла веки, чувствуя как ее тормошат ладошки младшей сестрёнки:

– Влада, вставай, мама сказала вставать и идти завтракать.

Не хотелось ни вставать, ни одеваться, ни идти в школу. На уроках она сидела полусонная, не в силах собраться и слушать объяснения учителя. Оценки поползли вниз.

Она была в исключительном положении – дочка всеми любимой учительницы, работающей тут же, рядом, а потому не было никаких вызовов родителей в школу, никаких бесед.

Хотя одна беседа все-таки состоялась. Ольгу не вызвали в кабинет директора – просто в конце рабочего дня директриса небрежно бросила:

– Ольга Петровна ,задержитесь, пожалуйста.

Они долго пили чай, одни, в пустой учительской комнате, не решаясь заговорить о главном, а потом Лариса Матвеевна, глядя ей прямо в глаза, спросила:

– Ты понимаешь, что происходит?

Ольга, закусив губу, отрицательно покачала головой.

– Деточка, не молчать надо, а делать что-то, так и до беды недалеко. Потеряешь дочку. Она необычная, твоя Владочка, ей много не надо. Я не об оценках сейчас. Ты посмотри – тень от девчонки осталась, – она помолчала, а потом спросила осторожно:

– Яков?

Ольга закрыла лицо руками, плечи ее задрожали от беззвучных рыданий. Не было нужды отвечать. В таком маленьком городке трудно было утаить шило в мешке.

– Ну, вот что, – директриса с шумом отодвинула стул. – Постараюсь помочь. Наберись терпения.

Ольга не очень представляла, чем ей можно помочь, но согласно кивнула, вытирая ладонями мокрое лицо.

Дома ничего не менялось, и каждую ночь Влада ждала с ужасом, который шевелился где-то внутри, как клубок холодных скользких змей.

Однажды осмелилась и на ночь заперла дверь на защелку. Скорчившись под одеялом, она уже после полуночи услышала какую-то возню за дверью, стук и невнятное бормотание.

А наутро за завтраком встретила взгляд отца – холодный, как стальной клинок, об этот взгляд можно было порезаться. Обычно он уходил на работу до неё, а тут дождался, пока она закончит завтрак и вышел с ней вместе во двор.

– Ты это что надумала – дверь запирать? От кого? – он недобро прищурился. – Смотри-ка, в прятки играть со мной вздумала! Давай без фокусов, поняла? И помни – полслова кому скажешь, – он выразительно сжал кулак.

Влада в тот день не дошла до школы. Она ушла на пустырь на окраине города и долго сидела там среди травы и зарослей мелких белых цветочков. Не было никаких мыслей, не хотелось двигаться. Уже прошло то время, когда она хотела рассказать обо всём маме. Не рассказала, интуитивно понимая – это не даст ничего, только накалит невыносимую атмосферу, царящую у них дома. Мама не в состоянии её защитить, она сама нуждается в защите. Вот если бы у неё был брат – старший, сильный, то тогда бы… Но брата не было – была только младшая Гулька – егоза и непоседа, любимица отца.

– Боевая, – Яков с гордостью гладил ее по темным блестящим волосам. – Себя в обиду не даст.

А она, Влада, давала себя в обиду, понимая: то, что делает отец – это стыдно, мерзко и грязно. Но не с кем было поделиться, некому пожаловаться, да и боялась она, помня взгляд отца и его кулаки, тяжелые и непропорционально большие для его роста.

Всё, что она могла – уйти сюда, на любимый пустырь, на котором она в детстве так любила валяться в высокой траве и гоняться за бабочками. Её детство – счастливое и беззаботное – кончилось очень быстро.

В конце мая Лариса Матвеевна положила на стол перед Ольгой две путевки в пионерский лагерь, которые она достала по профсоюзной линии – сразу на две смены.

– Это для Владочки, – уточнила она. Пусть отдохнёт, развеется. Лагерь в горах, территория шикарная, корпуса со всеми удобствами. Питание хвалят и коллектив хороший. Могу и тебя пристроить туда на работу, тогда Гулю можешь взять с собой – это бесплатно. Отдохнёте все вместе – чем плохо? Ну, а если нет, – добавила она, заметив взгляд Ольги, – тоже не беда. У меня племянница там – вожатая. Проследит за Владочкой, не волнуйся. И не благодари, – она спрятала тонкие пальцы Ольги в своих по-крестьянски крупных ладонях. – Благодарить позже будешь, дай-то Бог, чтобы все получилось.

В июне Влада уехала в лагерь. Известие о том, что два месяца она пробудет вне дома, восприняла равнодушно, без радости или отрицания. Аккуратно собрала вещи в баул, попрощалась с сестрёнкой и вышла из дома, не оглядываясь.

К автобусу со школьниками её проводила Ольга, которая обещала приезжать, если будет с кем добраться. А пока она смотрела сквозь пыльное

автобусное окно, чувствуя, как сжимается сердце, при виде того, как безучастно и тихо сидит ее дочка, не принимая участие в возне и суматохе вокруг.

Она действительно приехала – два раза за всё время. Один раз одна, другой раз с Гулей. Напекла, накупила сладенького, чтобы побаловать дочку.

Влада много не говорила, только сообщила, что кормят хорошо, девочки в отряде нормальные, вожатые тоже, и через день привозят кино.

Ольга пытливо вглядывалась в глаза дочери, пытаясь понять, всё ли так хорошо на самом деле, выспрашивала подробности, но поняла единственное – домой она не просится.

Когда Влада вернулась в августе, то обнаружила, что щеколда в её комнате исчезла, оставив следы от гвоздей, а вместо неё появился замок.

Отец заявился в первую же ночь, открыв запертую дверь своим ключом. Обычно он молчал, прикладывая палец к губам – тихо!

А в этот раз довольно причмокнул, разглядывая её при свете лампы с зелёным абажуром:

– Ишь, поправилась там, в своем лагере, налилась, как яблочко. Ну, чем там занималась, нагулялась небось?

Влада молчала, чувствуя, что задыхается от его запаха, что её тошнит от прикосновения его толстых корявых пальцев. А потом вдруг почувствовала, что её больше нет здесь, в этой комнатке, так уютно, по-домашнему освещенной светом настольной лампы. В этой комнате, которая должна была быть её самым любимым местом в доме, но превратилась в самое омерзительное место на земле.

Ей казалось, что она наблюдает происходящее, как будто сверху, со стороны и внезапно ощутила невероятное облегчение, перестав задыхаться от тяжелого запаха мужчины, который был её отцом.