Влада Арт - Если бы черёмуха умела петь, она бы пошла в караоке

В бреду воспоминаний я дохожу до пивного автомата. Он, словно маяк, манит меня через темноту, и я выбираюсь к нему на берег в надежде на спасение. Я на автопилоте изучаю ассортимент, и внезапно всё моё тело пронзает острая боль. У меня подкашиваются ноги, и я хватаюсь за автомат, чтобы не упасть.

Голова начинает кружиться, и передо мной в безумной карусели пролетают картинки – все ссоры, в процессе которых я теряла контроль. Я до сих пор помню каждый раз, когда ярость подкатывала к горлу и сжимала его невидимой рукой с цепкими пальцами. Асфальт исчезает, и я проваливаюсь в воспоминание, которое совсем не хотела вытаскивать из хранилища подсознания.

Ты стоишь в коридоре квартиры моей подруги. Лицо бледное, глаза красные от слёз.

– Пожалуйста, вернись домой, – твой голос приглушен, точно пробивается через толстую стену.

– Не хочу. Я не хочу с тобой больше жить, и видеть тебя – тоже.

– Пожалуйста, – твой голос становится совсем бледным, – вернись, я не хочу тебя терять.

– Нужно было думать раньше. А теперь убирайся отсюда! – я толкаю тебя обеими руками. Ты не сопротивляешься, и тебя отбрасывает к двери.

– Убирайся! Вон!

– Пожалуйста, не делай этого.

Я кричу так громко, что стены начинают трескаться, а с потолка сыпется штукатурка. Весь дом ходит ходуном, мебель проваливается под пол. Паркет между нами раскалывается, образуя огромную трещину в несколько метров шириной. В неё проваливается соседское кресло с верхнего этажа. Последнее, что я вижу – твой печальный взгляд, обращенный ко мне.

Я прихожу в себя на полу перед автоматом. Сегодня толпы вокруг не собралось, к счастью. Но я замечаю на себе взгляды пожилой пары пуделей, стоящей неподалёку.

На ней – лиловое пальто и зелёный шарфик. Аккуратно подстриженные белые ушки украшены заколками в виде розмарина. У него в зубах трубка, из которой валит чёрный дымок. Не могу разобрать, что выражают их взгляды: они мне сочувствуют или осуждают? Забросив в автомат монетку, выбираю щавелевую ипу и исчезаю из поля зрения стареющей четы.

Ноги сами ведут меня в джаз-бар «Забытое сердце». Когда я в него захожу, плотная темнокожая женщина на сцене начинает петь Some of this days – шедевр Софи Такер.

Под строчку You’re gonna be so lonely я бреду к бару за бокалом красного вина. Конечно, мне известна эта песня. Не могло быть иначе: чтобы меня не преследовали воспоминания, даже когда я хочу послушать музыку и отвлечься от них. Эта песня упоминалась в «Тошноте» Сартра, которую ты так любишь. И я помню, что заслушивалась ей тем летом, когда мы сели в поезд, раскалённый ненормально жарким для Северного города солнцем. Воздух в вагоне был настолько горячим, что обжигал лёгкие с каждым вздохом.

Я тогда купила себе пломбир с лунной крошкой, и он за минуту растаял у меня в руках. Мы вместе смеялись над тем, как белая жижа расползается по ладони, капает на коленку, а с неё – на пол. Вот как тогда всё было просто. Сейчас бы я от такого не рассмеялась. Не знаю, что вообще теперь способно меня рассмешить.

Помню, поезд мчался вдоль зелёных деревьев и жёлтых развалин некогда прекрасных домов. Пассажиры сходили с ума от духоты. Одни смеялись нарочито громко, другие плакали как-то особенно печально, а кто-то и вовсе читал вслух Бодлера.

Мы вышли на маленькой станции, взяли две бутылки вина и отправились к заливу. По пути обворовали куст малины, уж больно пышно он торчал из-за чьего-то забора.

Пока ты срывал пухлые ягоды, я пела эту самую песенку, и мой голос увязал в густом горячем воздухе.

When you leave me…

– Извините, – раздаётся у меня над ухом низкий мужской голос, – тут не занято?

Я поворачиваюсь и вижу высокого парня с длинными чёрными волосами и глазами ворона.

– Нет, не занято, – быстро смерив его взглядом, отвечаю я.

Кожа смуглая, ореховая. Клетчатая рубашка с серым капюшоном выглядит странновато. Потёртые джинсы и голубые кеды. Один из них, левый, с дыркой, из которой видно оранжевый носок.

– Я Трамп, – он протягивает мне руку с фенечкой на запястье.

– Как президент или бродяга?

– Как президент бродяг, – он широко улыбается. Ого, зубы-то какие белые, даже смотреть больно.

– И что президент бродяг делает в этом баре?

– Заливаю разбитое сердце. А ты?

Усмехнувшись, я наконец пожимаю его протянутую руку.

– Я – принцесса чаек, и заливаюсь здесь по той же причине.

– Ну вот мы и нашли друг друга.

Наш разговор быстро переходит к обсуждению бывших. Его возлюбленную звали Мара. Вместе они открыли «Лавочку магического шоколада», где делали плитки со вкусом восточной розы, западного ревеня, южной крапивы и северной клубники. Идея этого бизнеса принадлежала президенту бродяг, а Мара была идейным вдохновителем. Но спустя пару лет её начало тянуть в дальние страны. Она страстно хотела путешествовать, и причем немедля. Он уговаривал её подождать, мол, ещё немного расширим бизнес, а вот потом…

– Прости, конечно, – перебиваю я немного заплетающимся языком, – но я могу понять Мару. Я тоже всё время хотела уехать из Северного города, а вот как всё вышло.

– Я согласен с тем, что ей не стоило меня ждать, – отвечает президент, – но расставаться зачем? Она могла бы исследовать мир, а я бы потом догнал её…

– Справедливо, – я замолкаю и смотрю на бокал, – я как-то об этом не подумала.

– Но, знаешь, хватит о них. Сегодня ни того, ни другого рядом нет. Зато есть мы и этот нежный вечер. Давай потанцуем.

Он встаёт и притягивает меня к себе. В этот момент всё та же чернокожая красавица поёт – в кои-то веки неизвестную мне песню. Мы начинаем двигаться ей в такт.

– У тебя очень красивые глаза, – говорит президент.

– А у тебя – волосы.

В ответ на мои слова он усмехается.

– Серьёзно! Роскошные кудри, мне бы такие.

В этот момент он обеими руками берёт моё лицо и нежно целует меня в губы. Я отвечаю на поцелуй. Тот становится всё более страстным, но внутри я ничего не чувствую. Точно душа моя – глубокий колодец, и все эмоции бесконечно летят вниз так быстро, что слышен громкий гул, но они никак не могут достигнуть основания.

уууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууу

Кажется, что весь свой запас маны влюблённости я потратила на тебя. К моменту нашей встречи во мне и так оставалось немного, но я собрала каждую каплю, соскребла всё, что было, со стенок и дна и вылила на тебя всю нежность, которая оставалась у меня в запасе. Этого хватило, чтобы мы вспыхнули, как комета.

Ах, кометы. Прекрасные космические создания, но есть у этих красавиц один минус – в отличие от звёзд, они быстро исчезают с неба. Вот и мы, милый друг, исчезли. Теперь мой удел – целоваться с другими и не чувствовать, как хотя бы одна бабочка залетает в живот.