Irizka2 - На выжатом сцеплении

Знакомых было до неприличия много, Ларс только и успевал, что улыбался и пожимал руки подходящим товарищам – кому-то действительно был рад, а с остальными придерживался нейтралитета и не хотел портить отношения. В шумной толпе так и не смог отыскать Улава и стал спрашивать о нём. Выпившие байкеры и студенты указывали ему-то в одну то в другую сторону, пока Ларс не забрёл на второй этаж и кто-то указал ему на мансарду.

Ещё не заходя в последнюю комнату рядом с крышей и отрытым балконом, Ларс понял, что идти туда не хочет. Весь коридор пропах сексом и сладким яблочным сиропом. От него начало крутить желудок, и разнообразная выпивка попросилась наружу. Но он зачем-то заставил себя подойти и нажать на ручку двери. К ещё большему огорчению, она поддалась и бесшумно приоткрылась.

Картинка была омерзительной, но Ларс успел увидеть и Улава и обоих Торсенов, таранящих его тело с двух сторон. Ларс даже двери закрывать не стал, развернулся и в оглоушенном состоянии вернулся к веселящимся. Хотелось напиться, чтобы смыть с себя прилипчивый запах и увиденное. А ещё вычеркнуть из сердца эту ненормальную болезненную влюблённость, что мучила его третий год. Неправильное сердце, неподчиняющееся, бесконтрольное, требовало вернуться туда на второй этаж, порвать Торсенов голыми руками и забрать омегу себе. Ларс даже не сомневался, что справится, что сил и навыков хватит, чтобы завалить двух достаточно массивных братьев. Но вместо того чтобы действовать, он взял бутылку чего-то крепкого и засел на диван между двумя болтливыми омегами.

Через полчаса мысли стали напоминать подсохшее желе. В голове застыла безмолвная картинка и твёрдая уверенность, что Улав – очередная шлюха, как и все омеги. Поутру все эти мысли, несомненно, выветрятся, но сейчас сердце ныло, а кровь в венах смешалась с алкоголем.

– Эй, Ларс, – кто-то вывел его из транса, и он неуверенно поднял затуманенный взгляд, – где твой дружок Эйнар?

Напротив него стоял хозяин дома, и пьян он был не меньше, чем все его гости.

– Уехал, – неопределённо махнул рукой Ларс.

– Динамит меня, заноза, – хохотнул Магнар, а Ларс неприятно поморщился, вспоминая, что и лучший друг тоже омега и такая же шлюха, как и все.

– В течку к нему подходи. Он никому в течку не отказывает, – буркнул он и попытался принять ровное положение на диване. Магнар куда-то исчез, как и омеги, что подпирали его с обеих сторон, зато взгляд зацепился за крутящегося напротив Улава. Он смеялся, запрокидывая голову, и прижимался бедром к Кристоферу, а тот сжимал ему ягодицы и время от времени наклонялся к мягким, пошло приоткрытым губам.

Ларс дотянулся рукой до стоящей рядом бутылки и хлебнул из горла. Поднялся, пошатываясь, вышел во двор и направился к своему байку. Хотелось убраться отсюда поскорее, выдавить из себя мерзкое чувство своей неполноценности и отвращение к человеку, к которому так бездумно прикипело сердце. Ненависть к себе разъедала, как водка желудок, тянуло проблеваться и орать благим матом. И Ларс, не сдерживаясь, оставил выпитое в ближайших кустах, а потом, натянув шлем и выкручивая газ, орал, срывая глотку.

Если есть что-то непростительное на свете, так это неумение прощать.

Страхи царя Соломона. Эмиль Ажар

Можно ли простить измену самому близкому и дорогому человеку? Можно ли понять её, принять и жить с этим, как с должным?

Эйнар сидел рядом с неподвижным телом и заставлял себя смотреть на его осунувшееся посеревшее лицо. Сверре казался мёртвым. Высохшим трупом на белых больничных простынях, и лишь мерное попискивание приборов напоминало Эйнару, что нет, его истинный ещё жив. Ещё немного, но жив…

– А ты бы простил меня, если бы я изменил? – прикрыв глаза, Эйн погладил его по щеке. На ощупь кожа была всё такой же мягкой, с мелкой колючей щетиной, еле заметной под подушечками пальцев, с припухшими губами и ровным крупным носом. Знакомое-незнакомое лицо.

Сверре был в коме уже семь лет. Лежал неподвижной мумией и не мог ответить ни на один его вопрос. Но Эйнар всё равно спрашивал. Это было последней ниточкой, их последней связью, которая соединяла две неделимые половинки.

После аварии Эйнар получил за Сверре страховку. Альфа ответственно отнёсся к их союзу и официально оформил своего истинного как единственного наследника. Других у него действительно не было – родители погибли двенадцать лет назад в авиакатастрофе, братьев и дядюшек Сверре не имел, и его достаточно крупное наследство перешло в распоряжение Эйнара. Он мог бы купить на полученные деньги хороший дом в пригороде и содержать себя лет тридцать, пока сам не начнёт нормально зарабатывать или не выйдет удачно замуж. Но Эйн просто не мог отпустить свою половинку. Отпустить, не простив его за сделанное и не получив прощения за сказанное…

– Последний семестр, и я буду защищать диплом. Ты доволен мной? Постоянно повторял, как важна учёба, и я очень старался. Учителя меня хвалят, куратор моего будущего диплома считает, что я могу получить кум лауде… Как думаешь, пригласят меня на собеседование в этот раз?

Он привык говорить сам с собой. Понимал, что Сверре не слышит и даже не улавливает интонации и голос. Сразу после аварии Эйну объяснили, что мозг сильно повреждён, и альфа никогда не придёт в себя. Никогда… Его следовало спокойно похоронить и отпустить, но Эйнар цеплялся за несбыточные шансы, нашёл лазейки в законах и тратил своё наследство на содержание в больнице.

Зачем? Хоронить близких тяжело. Терять их, прощаться и забывать навсегда… Эйн боялся забыть, боялся признаться, что Сверре больше нет. И никогда больше не будет ни вечеров на двоих, ни его обволакивающего, успокаивающего запаха. Остатки этого запаха Эйн ловил в больнице и заставлял себя жить, существовать и надеяться. О состоянии истинного он никому не говорил, обманывал всех и даже лучшего друга, что положение больного стабильно, что он постепенно идёт на поправку и вскоре встанет на ноги. Заклеил метку и почти никогда её не открывал, чтобы не было лишних вопросов. Врал родителям, что будущий жених работает в исследовательском центре на Марсе, поэтому не звонит и не приезжает к ним из-за занятости. Они верили – ведь видеть своего сына счастливым и в объятиях его истинной половинки намного приятнее, чем знать, что тот каждый вечер сидит в палате рядом с мертвецом и пытается понять, можно ли простить измену.

Они познакомились, когда Эйн был юн, наивен и в одно мгновение провалился в волшебный сказочный мир, где существует лишь его истинный. Забылось всё – семья, друзья и гимназия. И только Сверре вытаскивал его из этой эйфории безумной влюблённости, заставляя звонить родителям, учиться, встречаться и общаться с однокурсниками. Сверре стал его учителем, другом, наставником и любовником. Он журил как отец, подталкивал к знаниям и проводил с ним время, как старший. И лишь после того как уроки и домашние дела были выполнены, превращался в страстного любимого.