Irizka2 - На выжатом сцеплении

Сверре был тираном, настоящим извергом, но не со зла. Принимая в свою жизнь слишком молодого омегу, альфа взял на себя ответственность и пытался управлять его жизнью: говорил, что делать и как, ругал за плохие отметки и требовал учиться, наказывал за опоздания и промахи, превращаясь в хозяина, а не любимого. Но Эйн был слишком влюблён, чтобы понимать, что что-то идёт не так. Доверял во всём, признавая его авторитет и право на власть, подчинялся, слепо и бездумно, любил беспамятно… Когда же человек, который полностью завладел всем его временем и в чьём распоряжении была вся его жизнь, вернулся из командировки пропахший запахом карамели и жжёного сахара, запахом секса и течки и, отводя взгляд, объяснил, что всё это время, пока Эйнар сходил с ума и пытался понять, куда пропал его единственный альфа, провёл в объятиях другого, Эйну показалось, что эта жизнь оборвалась…

Руки Сверре пахли хлоркой и слабым отголоском прошлого. Эйн уронил голову на одеяло, уткнулся лбом в холодное бедро и положил его ладонь себе на голову. Провёл застывшими неподвижными пальцами по своим волосам и судорожно вздохнул. Засыпать без своей пары получалось плохо, а засыпая на стуле в больнице, он не высыпался, но всё равно предпочитал быть рядом с ним, чем в пустой холодной квартире…

Ночью в больницу просто так не пускали, но Эйнар давно раздобыл пропуск, и все медбратья узнавали его в лицо. Кто-то крутил у виска, а кто-то сочувствовал, но двери отпирали и впускали в любое время. Эйн предпочитал ночь. Тогда был меньший шанс наткнуться на Йорана Бё – любовника, с которым Сверре решил бы остаться. Взрослый, самонадеянный омега, ради которого Сверре бросил Эйнара, был уверен в своей непогрешимости и пытался делать Эйну какие-то предложения и заботиться, словно он не зрелый мужчина, а ребёнок. Сверре тоже относился к нему как к ребёнку, поучал, воспитывал, а потом отказался от их связи, сказав, что ошибся, и они вовсе не истинные… Но разве можно в таких вещах ошибиться?

Йоран ночью не появлялся, но это не спасало от запаха карамели, которым пропахли палата и бельё Сверре. Эйнар ненавидел запах карамели и свежие розы, что Йоран оставлял раз в неделю на подоконнике рядом с постелью. Каждый раз Эйн срезал бутоны и складывал их в огромную корзину в прикроватной тумбочке, чтобы не чувствовать запах, от которого накатывали отвратительные воспоминания, но Йоран приходил, наполнял палату приторным вкусом сладости и приносил цветы снова и снова.

Сны рядом со своим альфой всегда были мягкими, словно пух или пенка кипячёного молока. Но Эйн никогда не запоминал, что именно ему снилось, и был этому очень рад. Встречаться со Сверре, слышать его упрёки или спутанные признания было бы невыносимо. Временами Эйнар улавливал какие-то отголоски, и становилось тошно до слёз. Потому что во сне Сверре был ласковым, добрым сказочным мужчиной, каким он никогда не был в реальности. И во снах он любил его, обещал вечное счастье, и даже если в этих снах появлялся другой, с отвратительным запахом карамели, то Сверре отказывал второму любовнику, возвращался к Эйну и не погибал в аварии…

Прозвеневший посреди ночи телефон вырвал его именно из такого сна, когда альфа, взмыленный, со спутавшимися волосами и ошалевшим взглядом, говорил ему: «Я был с другим, но больше не уйду…»

– Алло… – Аппарат чуть не выпал из пальцев, когда окаменевшая рука скользнула по затылку и упала на простыни. Показалось, что Сверре шевельнулся сам, погладил его по голове, и от этого прикосновения внутри всё окоченело. Эйн изумлённо смотрел на неподвижного альфу, не в состоянии услышать, что ему говорят, и только через пару минут пришёл в себя. – Повтори, я не понял.

– Я разбился, – голос Ларса был тихий, и Эйна снова прошибло холодным потом.

– Как сильно? – испуганно спросил он. – Ларс, ты где, скажи точно, я сейчас приеду…

Эйнар засуетился, пытаясь подобрать с пола упавшую во сне мотоциклетную куртку, бросился на выход, потом вернулся и поправил одеяло на Сверре.

– Сейчас приеду, скорую вызвать? Ларс, не молчи, тупой ублюдок! – Эйн тихо всхлипнул, но тут же сжал рот рукой и, взяв себя в руки, сбросил вызов. Ларс успел назвать ему адрес.

На выезде из города мимо Эйнара промчалась карета скорой помощи, и его вновь охватила паника – потерять в аварии ещё и Ларса он бы не смог. Наложил бы на себя руки. Давно бы это сделал, если бы не друг, который поддерживал, вытаскивал из скорлупы и заставлял жить. Без него Эйн бы просто пришёл к Сверре, отключил все его аппараты и лёг рядом, чтобы больше никогда не проснуться…

На восьмом километре он заметил сбитые дорожные ограничители и съехал к небольшому оврагу. Мотоцикл Ларса с выкрученным рулём слишком болезненно напоминал картины из прошлого. Эйн бросил свой байк, бегом спустился в овраг и вцепился в куртку сидящего на земле Ларса.

– Заснул за рулём, приколи, – выдавил он пьяно, обдавая густым запахом перегара.

– Ты что, пьяный на мотоцикл сел?! Дебил! – рыкнул омега и замахнулся, чтобы врезать по бестолковой голове, но остановился, заметив у того рану у виска. – Тебе надо в скорую…

– Не надо, поцарапался только. А байк в труху… ты прав, я дебил…

– Всё равно надо эвакуатор вызывать… не бросишь же ты его тут.

– Уже позвонил в контору Асбьёрна. Туре Андерссон на смене, обещал подъехать и забрать…

Эйн кивнул. Туре он знал хорошо. Тот работал на Асбьёрна уже лет пять и был лучшим механиком в его мастерской. А ещё после развода Туре стал циничным и беспринципным в отношении омег и не раз помогал Эйнару в течки. Любовником он оказался хорошим и после секса уходил без лишних слов и намёков. С ним Эйну было не так противно, как со многими другими, и он бы предпочёл проводить течки только с Туре, если бы альфа время от времени не заводил себе любовников и не забывал о физиологической проблеме Эйнара.

– Зачем ты так? – омега осторожно отогнул ворот куртки, замечая на шее крупную гематому. – Сам всё время меня пилишь за неосторожность, а теперь бухой в жопу на межгородской гнал…

– Застал Улава с Торсенами. Обоими. Ууу… как противно и тошно, не могу поверить, что он им отдался, сука! Шлюха разношенная, чтоб ему в течку никто не дал! – Ларс провыл зверем и уткнулся лицом в разбитые руки.

Эйн сочувственно погладил по голове своего здоровенного и слишком чувствительного друга. Сказать ничего он не мог, да и не хотел. Улава Эйнар не любил и считал распутным, но разве можно такое говорить влюблённому альфе? Потому просто присел рядом и обнял его за плечи, выказывая свою поддержку. Причины переживания были не важны, главное, что Ларс не расшибся, жив и по-прежнему остаётся его другом.

Туре Андерссон приехал часам к шести, на дороге уже появились первые автомобили и междугородние автопоезда. Ларс запереживал, что кто-нибудь вызовет полицию, и тогда доложат его папе или брату. Тревожить родственников почём зря он не любил, и Эйнар его прекрасно понимал – сам за семь лет ни разу не сказал родителям о своих проблемах, старательно поддерживал иллюзию своего счастливого проживания с истинным и не позволял им переживать.