Наталья Горбачева - Любовь как любовь. Лобовы. Родовое гнездо

На самом деле Платон в душе очень переживал. Он боялся кого-нибудь из детей обидеть, уже и не знал, как поступить и зачем вообще затеял дележ земли. Всегда спокойная домашняя атмосфера все больше накалялась.

А тут еще Вадим Прорва встретил у магазина Татьяну и завел какой-то странный разговор:

– Хотел поговорить о твоей дочке…

У мамы Тани сердце в пятки ушло, подумала – про Любу… Прорва же имел в виду исключительно коммерческий интерес, который подогревал его заместитель Калисяк. Образовался замкнутый круг: фабрика была готова к началу производства, но без документа о собственности на землю, в которой залегал пласт минеральной воды, долговременных кредитов никто не давал. Документ этот отсутствовал, потому что Лобов землю не продавал. Калисяк уши прожужжал, что «более пронырливые перехватят идею», к тому же – не начиная производства, Прорва уже терпел убытки. Короче говоря, Вадим встретил Татьяну у магазина не случайно, а подкараулил и завел с ней разговор заботливого отца:

– Хотел поговорить о твоей дочке и моем сыне…

У Татьяны отлегло от сердца. Поговорили они, мама Таня рассказала, что Лика собирается стать ландшафтным дизайнером и остаться в Бережках, работать на земле. Но и Леня хочет заняться хозяйством, потому интересы столкнулись, и они с Платоном плохо представляют, что делать. Вот тут Прорва кстати и сказал:

– Что тут придумывать? Продайте землю, а деньги поделите поровну. Чем плохо?

– Платон на это не пойдет, – ответила Татьяна.

Тем не менее, вернувшись домой, она сказала мужу:

– Платон, мы не должны допустить, чтобы наши дети перессорились… нужно продать землю и поделить деньги пополам – Лике и Лене.

– Сама додумалась или кто подсказал? – мрачно спросил Лобов.

– Скажи, что тебе дороже – земля или дети?

Лобов помолчал, потом негромко и внушительно ответил:

– Таня, об этом больше со мной не заговаривай. Никогда.

Подобных тупиков в супружеской жизни Лобовых было – по пальцам пересчитать. Татьяна знала, что спорить с мужем бесполезно. Она расстроилась, стала искать по ящикам корвалол, который где-то лежал «на всякий случай». Лобов оторвался от своей газеты и принялся мерить кухню быстрыми шагами. Казалось, что от нервного напряжения между ними вот-вот должна проскочить молния…

– Эта земля должна остаться моим внукам! – вдруг ударил он кулаком по столу. – Не для того я всю жизнь копался по локоть в грязи, чтобы теперь ее продавать!

– Где корвалол? – спросила она.

– Я спокоен, – отрезал Лобов.

– А я нет… – ответила Татьяна и без сил опустилась на стул.

– Хорошо… – сразу обмяк и Лобов. – С-соберем семейный совет. Поговорим… Только соберем всех.

– Хорошо, отец. Как раз в это воскресенье все и приедут на помолвку…

Семейный совет так и не состоялся, потому что никто из детей на него не явился. Утром в воскресенье позвонила Люба и отказалась приехать из-за того, что у Гриши якобы неотложные дела. Сказать родителям, что мужа арестовали, она не могла.

Лариса в субботу вечером обещала, что приедет. Но обстоятельства сложились не в пользу семейного свидания. В середине недели у нее испортилось настроение, а к воскресенью оно стало просто отвратительным. Однокурсница Ларисы Зина, столкнувшись в коридоре, намекнула, что о ее отношениях с Менделеевым многим известно.

– Лариска, поверь, я за тебя безумно рада, но остальные… Ты ведь знаешь людей…

– Да пусть болтают. Жалко, что в Уголовном кодексе нет статьи за сплетни.

– Выходные с Олегом – это сплетня? – в упор спросила подруга.

Застигнутая врасплох Лариса не нашлась что ответить.

– Только не забывай, что в таком случае вы не сможете вести в суде одни и те же дела. Как говорится, адвокат и судья, состоящие в интимных отношениях… – Зина решила произнести проповедь на эту тему.

Лариса, смутившись и недослушав, быстро ушла в кабинет, откуда по мобильному позвонила Олегу и упавшим голосом сказала, что у них больше не будет совместных обедов, перекуров и прочая. По крайней мере на работе.

В это самое время Менделеев имел неприятный разговор с адвокатом Градовым. Тот шантажировал Олега «близкими отношениями с судьей Лобовой», которую необходимо было убрать из дела убийцы Величко.

– Ты, Вить, за кого меня принимаешь? – спокойно спросил Олег.

– Ага!.. Стало быть, действительно влюбился, как пацан, – подтвердил свою догадку Градов. – А вот и вещ-док, – он достал из портфеля и показал Менделееву фотографию, на которой был запечатлен страстный поцелуй судьи и адвоката.

Дрянь же ты, Витя… – заиграли желваки у Менделеева. – Ты не сможешь ее убрать из дела таким образом. И знаешь почему? Потому что я напишу заявление и сам уйду из этого дела. Предоставляю тебе защищать этого подонка…

– Бона как… – ухмыльнулся Градов. – Но тогда тебе будет другая шарада… Через неделю вернешь мне долг, весь…

– Витя, уговор был до конца года…

– А теперь другой уговор. Я тебе деньги всегда занимал, когда тебе позарез были нужны, а ты мне не можешь сделать одолжения…

– Я через неделю не смогу отдать… – сказал Менделеев и добавил: – Как бы я тебе сейчас по морде съездил, Витя.

Они сидели в буфете и говорили тихо и спокойно, кто бы мог подумать – о чем!..

– А ты сходи-ка в казино. Вдруг повезет, – подмигнул Градов.

– С этим завязал, – доложил Менделеев.

– Кто однажды начал играть, того могила исправит…

В субботу Олег и Лариса друг другу даже не позвонили, размышляя о невеселых новостях. В воскресенье с утра Менделеев решил поехать к Ларисе домой и объясниться. Но не только он отважился на это. Герман Конев ждал в такси у подъезда. Лариса уезжала на рынок купить вкусненького для родителей, а когда вернулась, поставила машину на стоянку и направилась к дому, на ее пути внезапно возник отец Глеба. Она напугалась, но виду не подала:

– Я тебе так ясно все объяснила: не приходи, не звони, исчезни! Да ты пьян… Проваливай!..

– Ну, уж и пьян, всего рюмочка хорошего коньяка, – пожал плечами Конев. С этого момента за происходящим, сидя в своей машине, наблюдал Менделеев, подъехавший к Ларисиному дому. – Грубо разговариваешь, хотя я и заслужил. Знаешь, что говорят: «Без бумажки ты букашка».

Пока эта бумажка у тебя, я – букашка. Ты отдашь мне ту расписку?

– Боишься, что я буду тебя шантажировать?

– Тебе нравится держать меня в страхе? – ухмыльнулся Конев.

– Для Глеба тебя нет в живых, – отрезала Лариса. – Я так ему сказала…

– Зачем?

– Ты сам от него отказался, когда ему была необходима твоя помощь. Он выжил, а ты умер.

– А если Глеб узнает… что я жив?

– Вот для этого и нужна мне эта «бумажка». Чтобы он понял, почему я ему солгала.