Сьюзи Литтл - Изнанка

Он зарылся носом в мою шею и продолжал нежно шептать:

– Прости…

Это нисколько не успокоило меня. Немного тише, но всё ещё громко продолжала кричать:

– Что могло так разозлить тебя? Хозяева с собакой так не поступают. Я не жвотное, чтобы меня бить! С любимыми людьми так не поступают. Ненавижу тебя! Я ухожу к маме!

Эти слова, видимо, напугали мужа. Он снял меня со своих колен, встал с кровати и опустился предо мной на колени. Опустил лицо и с дрожью в голосе умолял меня:

– Прости, я люблю тебя! Я жить без тебя не могу. Не знаю, что на меня нашло. Это никогда больше не повторится, клянусь нашим будущим ребенком! Я умру за вас обоих. Если понадобится, я и какашку твою съем!

Не знаю почему это убедило меня но я поверила его словам. Шумно выдохнула удушливый воздух из груди и расслабилась. Тело тут же обмякло и я легла на кровать, расслабилась. Мышцы перестали быть натянутой струной и обмякли. И тут меня начала бить дрожь. Болезненный озноб сотрясал все тело. Стало холодно, перед глазами летали черные точки. Заметив мою дрожь, Андрей поднялся с колен:

– Бедная моя! Сейчас я тебе тёплый плед принесу, – и убежал в зал за пледом.

Потолок в нашей спальне был зеркальным. В интимные моменты мы не выключали свет, лишь слегка приглушали и любовались нашим соитием, подлглядывая за движениями друг друга в потолок. Сейчас я тоже смотрела на себя в потолочное отражение. На меня смотрела чужая девушка. Густые, чёрные как смола волосы спутались и беспорядочно разметались по покрывалу кровати. Обычно большие карие глаза с длинными закругленными ресницами исчезли. Вместо них на лице незнакомки были две распухшие маленькие щёлочки, будто она засунула голову в улей и познакомилась с пчелами. На длинной тонкой шее я разглядела несколько синяков. Значит, душил. Но я не помню как это происходило. Всё было как во сне. Худое угловатое плечо прикрывал разорваный свитер. Я чувствовала себя опустошенной, будто все жизненные силы из меня выпили как яблочный сок через трубочку. А я пустая упаковка. Хотя нет, не пустая. Низ живота начало потягивать, маленькие лёгкие иголочки кололи левый бок. Дрожь в теле усилилась. Скрипнув дверцей шкафа, муж достал плед и принес его в спальню.

– Вот так, – тщательно подтыкая края одеяльца причитал Андрей, – сейчас тебе будет теплее, моя девочка. Сейчас я заварю тебе чай, любимая.

Любимая… А пять минут назад я не была любимая. Была «заткнись, дрянь» и «убирайся отсюда». Как быстро он сменил свое отношение ко мне. Будто в другие тапки переобулся. Плакать уже не было сил. Надо бы рассказать обо всем маме, но не хотелось расстраивать её. Однажды, после какой-то незначительной ссоры, я пожаловалась матери. Она возмутилась и в приказном порядке сказала: «Знаешь, что? Возвращайся домой. Если он будет тебя и дальше обижать, я приеду и заберу тебя». Как маленького ребенка из песочницы, которого кто-то из карапузов насыпал на голову песка и сердобольная мамочка спешит быстрей забрать из этого рассадника зла. И ей всё-равно, что ребенок хочет продолжить игру и песок в голове совсем не мешает. Я протестовала и считала себя взрослой и вправе самой решать: быть мне в этой песочнице, или уйти к мамочке. С тех пор я больше не жаловалась на мужа матери. Для нее у меня всегда все хорошо. А после того, как Андрей, стоя на коленях вымаливал у меня прощения и клялся ещё неродившимся ребенком, что это не повториться, внутри меня затеплилась надежда, что именно так все и будет.

Андрей принес сладкий чай. Я отпила несколько глотков и внутри разлилось тепло. Клонило в сон. Я заснула. Муж лег рядом, обнял меня и мы проспали так до полудня следующего дня. Утром он снова вымаливал у меня прощения, принес завтрак в постель, заказал доставку цветов. Ко мне вернулся мой милый, любимый Пушкин, рядом с которым я снова чувствовала себя в безопасности. А после обеда муд повез меня в ювелирный салон и купил мне кольцо с бриллиантом:

– Это тебе за нашего будущего ребенка, – он одел кольцо на мой палец и смотрел на невинными влюбленными глазами так, что продавщицы ахали, глядя на нас.

– Вам так повезло с мужем! – восхищенно кудахтала одна из них.

Знала бы ты как он «любил» меня вчера, ты бы так не говорила, – промелькнуло у меня в голове.

Но Андрей сдержал свое слово. Он был милым, любящим и заботливым. Всю беременность гладил мой подрастающий живот, радовался первым шевелениям малыша, играл с ним, ловя пальцами каждую выпуклость на животе. Безропотно по ночам искал в круглосуточных магазинах исключительно зелёные яблоки, или ананас, или же мчался на другой конец города в Макдональдс за моим любимым густым и тягучим клубничным коктейлем. Он был идеальным мужем, от былой раздражительности не осталось и следа. Пушкин был настолько заботлив, что из-за страха навредить ребенку, перестал заниматься сексом со мной, когда я была на седьмом месяце. Я снова летала на крылышках и дышала только им. Так было вплоть до последнего месяца моей беременности. До того дня, когда я случайно встретила на улице Регинку.

– Привет! – я улыбаюсь Регинке, давно её не видела.

– Привет! – она оценивающе осматривает мой живот. – Когда?

– Вот-вот на днях, – отвечаю подруге.

Честно говоря, Пушкин лишил меня возможности общаться с подругами. Они ему не нравились. Абсолютно все. У каждой находился изъян, каждая чем-то была плоха. Регинку, пухлощёкую голубоглазую блондинку с длинными густыми прямыми волосами, с третьим размером груди, он без стеснения называл шлюхой и заявлял, что мне не следует проводить с ней время, чтобы не запятнать себя ****овитой репутацией. Неожиданно для себя самой, я обнаружила себя отрезаной ото всех с кем раньше общалась. Андрей даже с моими родителями сократил общение до минимума. Приходилось сидеть дома одной, пока он был на работе, или гулять в одиночестве. Наши ежевечерние прогулки с мужем под предлогом беременности, прекратились. Поэтому сейчас я смотрела на Регинку, которая стояла передо мной и аппетитно щёлкала семечки, сплевывая шелуху прямо на асфальт, и была безумно рада случайной встречи. Сама я семечки грызть не люблю. Они похожи на наркотик: стоит попробовать одну, и ты уже не можешь остановиться. А потом нестерпимо болят пальцы, губы и язык. Но Решинка ела семечки так смачно, что я сглотнув голодную слюну, с удовольствием наблюдала за подругой. Было немного странно, что она не улыбается мне в ответ, сохраняет серьёзность.

– Ты всё ещё живешь со своим? – ошарашила своим вопросом Регина.

– Конечно, куда же я от него денусь, – нервно рассмеялась я.

– Бросай своего козла и чем скорее, тем лучше, – она в упор смотрела на меня. Ни тени улыбки на её лице. Я поняла, что подруга что-то знает и сейчас не шутит.