Джудит Гулд - Рапсодия

1968-1998 Брайтон-Бич, Бруклин

Этот клуб оказался едва ли не самым обшарпанным и унылым местом, какое он когда-либо видел в жизни. Хотя с другой стороны, чего еще он мог ожидать? По ночам здесь все сверкало огнями и позолотой, полированной медью и бронзой, отсвечивало черным и ярко-красным. По ночам здесь всегда полно народа. Бесконечные банкеты, танцевальные вечера или концерты. Мужчины в костюмах, сшитых на заказ, или смокингах, с напомаженными волосами, и их разодетые супруги или подруги, с яркой косметикой на лице, в роскошных туалетах, увешанные драгоценностями и — практически в любую погоду — в шикарных мехах.

Сейчас, при дневном освещении, ему внезапно открылось, какое это грязное, захудалое, захламленное заведение. И взглянуть-то вблизи противно. Этот покрытый липкой грязью ковер… Его чуть не стошнило при мысли о том, что придется пройти по нему в своих дорогих ботинках. И эта жуткая обивка… По вечерам матовая черная краска успешно скрывала электропроводку, трубы, дешевую арматуру. Сейчас, при свете дня, это бросается в глаза, выглядит кустарным и неприглядным. И все покрыто жирным слоем грязи.

Двое громил с каменными лицами, в черных костюмах и черных свитерах с высоким воротом, вели его по длинному коридору туда, где, как он знал, размещались служебные помещения и офисы. Мускулы у громил так и выпирали. Казалось, их черные костюмы сейчас затрещат по всем швам. На ногах — ковбойские ботинки из крокодиловой кожи. Ленинградские ковбои… Со смеху можно умереть.

Своими острыми глазами он разглядел, что и здесь черная краска на стенах облупилась, что ковер под ногами — мышиного цвета, как сказали бы англичане, — такой же грязный и потертый, как и все остальное.

Они остановились у двери в самом конце коридора. Объектив видеокамеры наверху повернулся в их сторону. Один из громил постучал кулачищем по стальной двери. На руке у него, заметил молодой человек, по крайней мере три перстня из дешевого золота с кричащими камнями. Под стать большим золотым часам и браслетам на массивных запястьях. Ну что ж, плохой вкус — еще не преступление.

Раздался звук зуммера, потом щелчок. Дверь открылась. Они оказались в захламленном кабинете с дешевой утилитарной мебелью, старой, изношенной. Воздух казался тяжелым от сизого табачного дыма. Они когда-нибудь проветривают эту дыру?

Громилы взяли его под руки, подтолкнули вперед. Мордоворот, сидевший за столом, заваленным бумагами, поднял голову. Его безобразное лицо не выражало абсолютно ничего. К уху он прижимал радиотелефон.

Молодой человек молча ждал. С каждой минутой вся эта сцена становилась ему все более противна, так же как и эти варвары. Они, вероятно, предполагают, что обстановка должна нагнать на него страху, однако он испытывал лишь отвращение. Смешно… Он думал, что подобные типы исчезли, ушли в прошлое вместе со Сталиным, Хрущевым и прочими. Эти бандиты, похоже, вовсе не коммунисты — скорее, крутые капиталисты первого поколения. Однако свои худшие старорежимные замашки они, по всей видимости, переняли именно у коммунистов.

Неандерталец за столом наконец закончил разговор. Положил телефон на стол, поднял глаза. Устремил волчий взгляд на молодого человека.

— Несколько субботних вечеров ты не звонил.

Он говорил глубоким баритоном с заметным русским акцентом.

— Мы уезжали.

— Мне плевать, где вы находились. Звонить надо каждую субботу. Ты меня понял?

— Понял. Но и вы должны понять, что бывают случаи, когда мы на каком-нибудь мероприятии… на приеме или еще где-нибудь, и если я отлучусь, чтобы позвонить, это может вызвать подозрения.

Неандерталец не сводил с него волчьего взгляда.

— У тебя есть радиотелефон. Мог бы позвонить из сортира… или там я не знаю откуда. Придумал бы что-нибудь. Тебе за это деньги платят. Так или нет?

— Так.

В голосе молодого человека слышался едва сдерживаемый гнев.

Громила за столом прикрыл глаза.

— У нас есть для тебя еще кое-какие инструкции.

Молодой человек молча ждал. Он уже знал по опыту, что старый питекантроп любит его помучить. И знал, что больше всего бесит старика, когда он не проявляет нетерпения, не стремится поскорее выяснить, что там еще приготовлено для него.

Неандерталец неожиданно снял ноги со стола, вскочил с места, грохнул по столу кулаком. Все это почти одновременно.

— Ты должен уговорить Левина поехать с гастролями в Россию! Чего бы это ни стоило! Понятно?

— Я попытаюсь. Но я уже вам говорил, как он к этому относится.

— Мне плевать, как он к этому относится! Сделаешь ему такое предложение, от которого он не сможет отказаться. Короче, сделаешь так, чтобы он передумал.

— Я же сказал, что попытаюсь.

— У тебя нет выбора. Для нас в этом кроются колоссальные возможности. Миллионные сделки: концертные залы, компакт-диски, распределение билетов. По всей России, по всему бывшему Союзу.

Огромной лапой он нащупал зубочистку среди прочего хлама на столе и начал ковыряться в зубах. Молодой человек буквально скорчился от отвращения.

— Вы должны понять, что на это потребуется время. Неандерталец выдернул зубочистку изо рта.

— Короче, сделай это. Ты ведь не хочешь оказаться где-нибудь на барже среди мусора и отбросов. А работу твою все равно сделает кто-нибудь другой. Ты меня понял, умник?

Угроза, казалось, не произвела впечатления на молодого человека.

— Я понял. Если кто-то другой может это сделать, значит, я тем более могу.

— Ну и прекрасно. А теперь убирайся. И больше не пропускай субботние звонки. Получишь еще инструкции.

— Хорошо.

Молодой человек повернулся и пошел к двери.

— И давай оставь этот высокомерный тон, слышишь, ты, задница? — раздалось позади него.

Он остановился. Несколько мгновений стоял неподвижно, потом пошел на выход. Один из громил взял его под руку:

— Я тебя провожу.

— Не нужна мне твоя помощь.

— Придется потерпеть.

Громила быстро повел его по тускло освещенному коридору к выходу из клуба.

Варвары! Грязные свиньи! И зачем только он с ними связался? В сотый раз он задавал себе этот вопрос. Как будто не ясно зачем: ему нужно то же самое, что и им. Доллары, много долларов. А кроме того, какое наслаждение обвести вокруг пальца этого талантливого царственного Мишу Левина, его идеальную жену-красавицу, все его семейство!

Москва

Колючий северный ветер гулял по заснеженным, покрытым льдом улицам Москвы. Холодным январским вечером тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года Соня Левина родила своего первого и единственного ребенка. Его назвали Михаилом.

Уже два месяца город лежал под толстым слоем снега. И сегодня хмурое, серое небо предвещало новую пургу. Весь мир казался угрюмым, пустынным, беспросветным. Роды оказались долгими и трудными.