Дженис Хадсон - Память сердца

— А я и вправду умираю. Понимаешь, хотел позавтракать, а кто-то слопал весь мой бекон.

Дженни бросила взгляд на свои руки. Они были сальные и пахли копченой свининой. Бретт обреченно смотрел, как Дженни пододвинула тарелку поближе к себе…

Выйдя из ресторана, Дженни почувствовала себя верблюдом, который дорвался до оазиса в жаркой пустыне, упился по уши водой и теперь знает, что в ближайшую неделю ему не о чем беспокоиться.

Бретт как ни в чем не бывало довел «корвет» до «Ривер Хэвен» и выругался: теперь место Дженни оккупировал чей-то черный, как катафалк, пикап. Беспрестанно ворча, он отыскал свободное пространство с другой стороны комплекса.

Дженни наградила его долгим взглядом. Бретт безуспешно пытался разгадать его значение и выглядел озадаченно. Выслушав слова благодарности за прекрасный завтрак, он наблюдал, как Дженни поднимается по лестнице. Бретт догнал ее у самых дверей, без слов схватил за руку, втащил в квартиру и быстро захлопнул дверь.

— Что это ты делаешь? — Дженни попыталась выглядеть возмущенной.

— Что я делаю? Знаешь, мы неплохо подкрепились, но, по-моему, забыли про десерт.

— Десерт? Это теперь так называется?

— Не помню точно, как это теперь называется, но уверен, что в завтраке не хватает одного блюда. Так что мы еще не закончили.

Дженни нервно сглотнула и задышала чуть глубже.

— Не закончили?

— Ага. Мне кажется, между нами кое-что произошло.

— Ну да. Как в старой песенке: «Не надо сопротивляться, бэби. Это больше, чем я, это больше, чем ты». Что-то такое я уже когда-то слышала. В детстве.

Бретт нежно дотронулся до нее, и Дженни задрожала.

— Неплохая песенка. И с какого возраста ты начала ее петь?

Ответа не было и не могло быть. Они стояли и одновременно падали. Волшебное чувство, вспыхнувшее этим утром, снова нахлынуло на них обоих. Дженни и Бретт просто плыли вдоль по течению, и оно ласково несло их куда-то, а они медленно растворялись в его горячих потоках. Утренняя ссора казалась далекой и беспричинно глупой. Как часто бывает на высоте, заложило уши. В пульсирующей тишине сильные руки Бретта обнимали ее податливое тело…

Каждый его толчок, любое движение отражались в Дженни вспышкой яркого разноцветного фейерверка. Нежность. Сила. И взрыв. Она принимала его каждой клеточкой своей плоти и разума. Дженни не сразу поняла, что в сияющем море серебряного света слышит свой крик. Нет, не только свой. Их крик.

И это… было правильно.

Большую часть уик-энда Дженни и Бретт провели вместе. Лежа в его постели. Такой способ отдыха был для нее в новинку. Самоанализ, осмотрительность, правила приличия — все было отброшено в сторону без колебаний. Сердце и разум противостояли друг другу, как боксеры на ринге, причем, похоже, разум находился как минимум в нокдауне. Дженни не желала слушать его брюзжащий голос, искавший логику в развитии их отношений с Бреттом. Она просто валялась с ним в постели и наслаждалась, не думая ни о чем.

Бретт был внимательным и заботливым любовником. По крайней мере Дженни никогда не получала такого удовлетворения в своей не очень богатой сексуальной жизни. Бретт был с Дженни то быстр и жесток, то горяч и медлителен, никогда не повторяясь и прекрасно чувствуя ее желания. Они просто любили, просто улыбались друг другу, расслабившись и отдыхая, и сердце Дженни переполнялось от этих нехитрых неземных радостей.

В субботу днем они заказали пиццу. Естественно, по телефону, не вылезая из-под одеяла. Перед этим состоялся небольшой спор о гастрономических пристрастиях каждого. Дженни пыталась внушить Бретту отвращение к анчоусам. Бретт рассуждал, насколько эротично было бы попробовать блюдо «Сыр на Дженни», используя ее живот в качестве стола. За неимением сыра, решил он, сойдет кусок пиццы.

Звонок Грейс выдернул его из-под одеяла. Она требовала разъяснений по поводу некоторых деталей новой книги.

— Грейс, на твое усмотрение. Ты же у меня эксперт. — Бретт пересел на софу, и когда Дженни сделала попытку перебраться на кухню, чтобы не мешать, он насильно удержал ее, схватив за запястье, и негромко назвал по имени. — Извини. Кто отвлекается? Я? Обещаю разговаривать только с тобой. Нет, Грейс, эту сцену я не выброшу из романа. Ага! До понедельника! — Бретт попрощался и положил трубку. Рука еще не дотянулась до аппарата, а губы уже целовали Дженни, растворяясь в огне ответной ласки.

Несколько позже голодный Бретт нашел пакетик поп-корна. С синхронным чувством отвращения к этим солоноватым хлопьям они признались друг другу, что, плюнув на боязнь холестерина, слопали бы сейчас по куску хлеба с маслом. Да, с тем самым маслом, жирным и калорийным, в котором содержатся холестерин и прочие страшно действующие яды. Дженни принялась размазывать масло по хлебу, не заметив подошедшего сзади Бретта. Он слизнул масло с ее руки, проведя языком между пальцами. Через несколько минут Дженни узнала, что существует множество способов поедания бутербродов, о которых она даже не подозревала.

Утром в воскресенье Дженни заявила Бретту, что позавтракает сахарными хлопьями. При этом она вынула откуда-то случайно завалявшуюся упаковку, чем повергла Бретта в ужас:

— Как ты можешь совать в рот такую гадость? Хотя бы налила себе молока.

— Думаю, что разолью его, не успев отпить и глотка. А вообще-то сейчас я готова проглотить и кошачьего супа с костями.

Воскресенье, полдень. Уставшие, они лежали и разгадывали кроссворд.

Вечер. Дженни и Бретт вышли во внутренний дворик. Небо уже начинало темнеть, и они стояли, задрав головы вверх, и смотрели на облака, проплывающие над их головами.

Ночь. Дженни, свернувшись калачиком на кровати, разговаривала с Бреттом о работе на компьютере.

— Хочешь, я сделаю программу, которая будет тебе помогать?

— Я и так использую компьютер на всю катушку.

— Ну и что? А я доработаю программу под тебя. Цвет, звук, функциональность клавишей и все такое. Мне это совсем не трудно.

Работа Дженни, писательская деятельность Бретта и еще многое другое. В окно мягко постукивал дождь, и утренний туман потихоньку начинал стелиться над остывающей землей.

Скованность улетучивалась с каждым мгновением. Дженни была счастлива, ее больше не пугал омут любви, в который она нырнула. Бретт казался близким и родным, она знала его наизусть.

— Что ты делал до того; как начал писать?

— Преподавал историю.

— Ну конечно, — улыбнулась Дженни. — Историк пишет истории. И как семья относится к твоим успехам на этом поприще?

— Никак. Мать никогда ничего не говорила об этом. — Голос Бретта напрягся. — С тех пор, как я с братом покинул ферму.

Дженни отчего-то ждала, что прежде всего он упомянет отца. И почему они с братом ушли из родного Дома? Чтобы отвлечь Бретта от неприятной для него темы, она заметила: