Елена Дженкинз - Пятьдесят свиданий с врагом

Отвлечь от назойливых мыслей о младшем Андерсоне смогли только Уитни и Мел: они пришли с ночевкой, чтобы вместе подготовиться к Летнему балу, который в честь Джун устраивал Фрэнк.

Мелани тоже решила учиться в Эдинбурге, она поступила на историю искусств в тот же университет… А завтра она пойдет на свидание с Тони. Интересно, во время бала или после?

Уйди из моей головы, Тони, уйди!

Но он был настырным, и ему, как всегда, было плевать на желания Джун. Она не хотела о нем думать, но вот уже два месяца ждала каждого его визита с замиранием сердца, сидя в гостиной у окна. Внутри пробуждалась другая, наивная Джун Эвери, которая растекалась сладким сиропом в присутствии Тони. Во рту пересыхало и мысли путались, когда он задумчиво, долго смотрел на нее. И каждый раз он словно хотел о чем-то спросить – и не спрашивал. С грустью улыбался и не произносил ни слова. Она тоже молчала, и ей было страшно. Очень-очень страшно.

Тони теперь приезжал домой каждые выходные, а не как раньше. Более того, он приезжал один. «Мисс Май» в Иден-Парк не наведывалась со дня рождения Джун, а «Мисс Июнь» не появилась вообще.

Почему?

Причина, конечно же, в Мелани. Тони влюблен и ждет свидания.

Да, он по уши влюблен в другую. Точка.

…Миновал ужин, стемнело.

Вместе с девчонками Джун проводила время в своей комнате, слушая сплетницу Уитни, когда наконец раздался стук в дверь: Генри пришел сообщить, что Тони объявился и сразу отправился спать.

– Мне тоже пора ложиться, – вдруг поднялась Мелани. – Стоит хорошенько выспаться, завтра важный день.

– Спокойной ночи, – удивилась Джун.

Уитни тоже зевнула. Кажется, ночные посиделки отменялись.

Подруги разбрелись по комнатам, а Джун долго не могла уснуть. Ее будоражило будущее, щекотало перышком изнутри, не давало ровно дышать. Пижама казалась неудобной, луна в окне – слишком яркой. Совершенно невозможно расслабиться.

Завязав непослушные волосы в хвост и сунув ноги в тапки, она решила спуститься на кухню. Хотелось сжевать на ночь что-нибудь вредное, вроде большой порции лазаньи.

Джун отправилась длинным маршрутом, чтобы прокрасться мимо комнаты Тони, где он сейчас спал. Добравшись до конца очередного коридора, она завернула за угол и с надеждой обвела взглядом стену, мечтая пройти сквозь нее, чтобы оказаться рядом с парнем, по которому соскучилась. Просто поздороваться с ним… Целую неделю не виделись.

Она мысленно себя отругала за дурацкие мысли и сделала несколько шагов вперед, когда хлопнула дверь за спиной. Дверь в комнату Тони.

Джун оглянулась – и на мгновение потеряла дар речи. Мел, растрепанная, раскрасневшаяся, замерла в ужасе и пролепетала:

– Я… мне нужно было с ним поговорить.

– Конечно, не объясняй, все в порядке, – возразила Джун и улыбнулась: – Спокойной ночи.

А у самой внутренности будто на переработку отправили, до того больно стало. Горячо. Невыносимо. Джун завернула за угол и прислонилась спиной к стене, силясь вспомнить, куда и зачем шла. Перед глазами – широкая лестница на первый этаж, пальмы в вазонах вдоль балюстрады, а в мыслях – коллапс.

Джун не двигалась, пока не затекли ноги, а потом вернулась к себе. Села на кровати… и просидела до рассвета, ощущая, как с сердца невидимая рука медленно снимает слой за слоем, добираясь до сути, оголяя. Наступи – и от беззащитной сердцевины ничего не останется.

Джун боялась нового дня. Не потому, что, кажется, Тони этой ночью победил в пари, а потому что…

Здесь она оборвала мысль, запретив себе даже думать об этом.

– Что сказал доктор Айзенберг? – спросил он у отца, удерживая плечом телефон, чтобы не выпускать руль из рук.

– Сказал, что все будет хорошо, – бодро ответил Фрэнк. – Все будет хорошо, но уже без меня.

Тони сглотнул ком в горле и, свернув к обочине, остановился.

– А подробнее? Стало хуже? Лучше? Какие прогнозы?

– Полгода максимум.

Проклятье. Твою мать. Как это вообще могло случиться с Фрэнком?

– Сынок, не надо драмы, я уже говорил. И ради бога, не рассказывай Джун… Во сколько ты сегодня будешь дома?

– Вечером, поздно.

– Хорошо. У Джун завтра бал, не забудь. Найди для нее пару добрых слов, она очень старалась. Я ее заверил, что вечер станет для всех нас незабываемым.

– Конечно, не переживай. Увидимся утром, пап… Держись.

Тони запрокинул голову, ощущая затылком прохладу кожаной обивки сиденья, и минут десять смотрел перед собой сквозь лобовое стекло. Вдоль старинной улицы двигался поток людей, из магазина сладостей раздавалась громкая музыка, трое «живых статуй» привлекали зевак.

А Тони ощущал болезненное одиночество.

Остаток дня прошел, как в полусне. Дела, дела… встречи. Какое это все имело значение? Кому это теперь нужно?..

В Иден-Парк он приехал поздно вечером, измотанный жесткой борьбой с депрессией, и сразу отправился спать. Сбросил блейзер, но на большее не хватило. Так и упал на кровать: в джинсах и футболке – и долго смотрел в потолок. Голова раскалывалась.

Тихий стук в дверь отозвался болью в висках, и он поморщился. Сполз с кровати и пошел открывать.

– Мелани? – прохрипел удивленно.

– Можно войти? – Она нервничала, терзая плотные манжеты длинных рукавов пижамной рубашки, и Тони сделал шаг в сторону, пропуская гостью.

Она неуверенно остановилась посреди комнаты, приглаживая ровные рыжие волосы, и натужно улыбнулась.

– Я сделала кое-что плохое, – наконец произнесла она, и Тони вскинул брови.

– Незаконное?

– Аморальное.

– Тогда это поправимо.

– Ты мне поможешь?

Она была настолько искренней, что Тони даже о головной боли забыл и кивнул:

– Конечно, если смогу.

Мел поджала губы и, приподняв край рубашки, вытащила из-за пояса пижамных штанов конверт, аккуратно склеенный скотчем.

– Я украла это письмо у Джун в мае, в день ее рождения. Если бы я знала, что там, то лучше бы не брала… Я не представляю, что мне делать. Но проблема даже не в этом!.. – Мелани замолчала, прикрывая глаза пальцами и смахивая слезы. – Джун порвала это письмо и выбросила. Она думает, что его больше нет. Она не прочла его даже…

– Так, погоди, – успокаивающе сказал Тони, – присядь, не паникуй.

– Ты не понимаешь, Джун меня никогда не простит!

– Да за что тебя прощать? Это всего лишь письмо.

– Нет, все плохо! Я рассказала маме неделю назад, попросила совета, но она пришла в ужас и заявила, чтобы ни я, ни Крис, ни Олсен не смели больше общаться с Джун после завтрашнего бала. Я не знаю, как исправить свою ошибку.

– Что там такого в этом письме? – недоверчиво спросил он, опускаясь на кровать рядом с Мелани. Она протянула ему конверт и тихо сказала:

– Ей мама из тюрьмы написала.