Анеле Лантана - Сгоревшая под дождём

– Ещё бы я вела себя как ни в чём не бывало, – сухо отозвалась я и, выключив утюг из розетки, принялась складывать вещи, чтобы потом уложить их в шкаф. – Надеюсь, милая, вы понимаете, что вели себя всё это время из ряда вон и что прощение можете заслужить только долго мучаясь угрызениями совести.

– Зина, я тебя не узнаю, – улыбнулась эта подлиза, – где моя старая добрая подруга?

– Там же, где моя маленькая скромная девочка Ксения, – отрезала я, – в далёком прошлом.

– Не в таком уж и далёком, – засмеялась она. – Признаюсь, некоторое время я действительно вела себя не очень хорошо. Но это же не повод разговаривать со мной, как с преступницей.

– Ты и есть преступница! – воскликнула я. – Видишь, до чего ты довела мать? Весь день она мучилась страшными болями в спине и сейчас в больнице. И что – то мне подсказывает, что столь резкое ухудшение её здоровья произошло именно на нервной почве. А знаешь, из – за кого она начала нервничать?

– Полагаю, из – за меня, – ответила Ксения. И судя по её спокойному выражению лица, моё заявление о состоянии здоровья матери её не сильно огорчило. Наверно, она просто думала, что не всё так серьёзно. – Но не думаю, что я потрепала ей нервы больше, чем она мне.

– Что же она сделала тебе плохого? – пожала я плечами и в изумлении уставилась на девочку.

– Зина, да она всегда командовала мной, контролировала каждый мой шаг! Я только недавно поняла, что всю жизнь делала то, что хотела она, была марионеткой в её руках!

– Ох, бедненькая, – сыронизировала я. – Всю жизнь! Подумать только, ей командовали с рождения до её смешных шестнадцати лет! Представь себе, все матери такие деспоты, потому что любят своих детей. Да, Ольга командовала, потому что лучше знала, как тебе, глупышке, поступать.

– Откуда она знала, как лучше? – тихо сказала Ксения, устав спорить со мной, и вышла из комнаты.

Хоть девочка и сделала шаг к примирению, я не перестала прохладно к ней относиться. Конечно, для меня, человека доброго и смиренного, её нападки были не обиднее, чем муха в кружке с чаем, а вот Ольга до того извелась за эти три месяца, что потеряла не только былую красоту (у неё появилась седина на висках и заметные гусиные лапки под глазами), но и, как теперь выяснилось, здоровье. А всё из-за этой безжалостной куклы. Она пребывала в одиночестве в своей комнате и, верно, ожидала приглашения спуститься поужинать, потому что когда я уже сама подкрепилась бутербродом и сидела в гостиной в ожидании хозяев, она явилась туда и вежливо попросила дать ей чего-нибудь поесть, не то через час-другой она умрёт от голода. Мне пришлось хорошо накормить её. Когда она получила от меня то, что хотела, заявила, что очень хочет спать, потому не будет вместе со мной ждать приезда родителей. Меня же волнение бодрило, как могло. Я взглянула на часы на стене в гостиной и ужаснулась. Стрелки показывали полночь. Я забеспокоилась ещё больше и надежды на то, что с хозяйкой ничего серьёзного, почти не осталось. Я просидела ещё около часа, прежде чем парадная дверь отворилась и в неё вошли супруги. Ольга, казалось, чувствовала себя чуть лучше, чем перед отъездом. Найдя в себе силы улыбнуться, она сама сняла с себя плащ и туфли, отказавшись от помощи мужа. Самостоятельно она и поднялась наверх. А вот Андрей Иванович был такой мрачный, что я не знала, что и думать.

– Что сказал врач? – осведомилась я у него, подхватившись с дивана. Он медленно подошёл к креслу, рухнул в него и, нагнув голову, закрыл лицо руками. Он просидел так с четверть часа, а я просто глядела на него и не решалась что-то говорить. Наконец он отнял руки от лица, и мне довелось стать свидетельницей его горьких слёз.

– Андрей Иванович, – прошептала я, – неужели всё так плохо.

– Всё так плохо, насколько это возможно, – тихо проговорил он. Голос его дрожал, и глаза выдавали жуткий страх. – У неё в позвоночнике опухоль размером с куриное яйцо. Даже оперировать поздно, – всхлипнул хозяин, – врач только мне озвучил диагноз, Ольга ни о чём не догадывается. Смотри, не проболтайся ей. Да и Ксении лучше не знать.

Я не помню, как пережила ту ночь. Помню только, что наутро глаза мои опухли от слёз и я не знала, что и предпринять, чтобы привести лицо в порядок. До красоты мне дела не было. Просто если бы меня такой увидели Ольга или Ксения, начали бы выпытывать причину моего расстройства. А не одна из хозяек не должна была о ней знать.

Ольга ошибочно полагала, что боли в спине даёт простой остеохондроз, обострившейся в осеннюю непогоду. С утра она чувствовала себя гораздо лучше, нежели накануне, правда, когда я принесла ей завтрак в постель, она сказала, что сегодня ещё отлежится, чтобы завтра наверняка порхать, как бабочка. При хозяйке я изо всех сил сдерживала накатывающиеся на глаза слёзы, но стоило мне остаться наедине с собой, как я доставала из кармана фартука платок и неустанно тёрла мокрые щёки.

– Зина, ты сегодня какая-то странная, – сказала Ольга, садясь в кровати. – Не болтаешь, как обычно, а молчишь и о чём-то думаешь.

– Вам кажется, Ольга Николаевна, – улыбнулась я натянуто, – просто не выспалась, наверно.

Ливший три дня кряду дождь наконец кончился, и на небе засветило солнце, озарив светом золотой сад перед домом. Женщина попросила меня открыть окно, на что я ответила:

– Не смотря на солнечную погоду, на улице холодно. Вы можете простудиться.

– Открой окно! – снова велела хозяйка властным тоном. Мне пришлось исполнить её просьбу. В комнату влетел утренний свежий ветер. Женщина приподняла голову и с блаженным видом уставилась на пышную крону старого дуба в саду, а затем поднялась с кровати и двинулась в сторону окна. Лёгкая хлопковая ночная рубашка на ней развевалась на ветру точно флаг. Но попросить её хотя бы укутаться было бесполезно, и я продолжала помалкивать. Но когда она вдруг взобралась на подоконник с ногами и облокотилась спиной на откос, я завопила:

– Ольга Николаевна, теперь я вам приказываю! Немедленно слезьте с окна. Мало того, что вы рискуете подхватить воспаление лёгких, так ещё и рухнуться вниз!

Ольга громко расхохоталась и дабы ещё больше меня рассердить, стала ногами на подоконник и начала на нём приплясывать, напевая под нос какую-то весёлую песню. Я не узнавала в этой безумной женщине мою разумную серьёзную хозяйку. На шум прибежал Андрей Иванович и, увидев, что вытворяет жена, взялся за голову. Но он не церемонился с ней, а молча схватил за талию и снял с подоконника. Когда он на руках нёс её до кровати, она вдруг заплакала. Кстати, это был первый и последний раз, когда я видела плачущую хозяйку. Андрей Иванович усадил её на подушку, а сам встал на колени перед ней и, взяв в ладони её красивое, но с недавних пор сильно постаревшее лицо, сказал: