Юэда Снеж - В наших сердцах

М-да, действительно, так оно, может, и лучше для Иля. Да и для отца его тоже. Если бы тот решил не отпускать сына, а продолжил попытки подстроить под себя, то ничем хорошим бы это не закончилось. Конфликт бы только обострился, Иль разругался бы с отцом в хлам и просто сбежал. Возможно, и отец его это понимал, поэтому и отпустил. И не просто так, по типу иди куда хочешь, а квартиру дал.

Смотрю на улыбающееся лицо Иля и понимаю, что несколько неправильно о нём думал, неправильно воспринимал. Вернее, не совсем. Да, он весёлый, жизнерадостный болтун, способный рассмешить даже меня. Но это одна сторона. А сейчас он раскрывается передо мной другой стороной – ранимой, болезненной. И пусть при этом он улыбается, я же понимаю. Я всё понимаю. А ещё я понимаю, что, несмотря на своё балагурство и детскую открытость, Иль, пожалуй, самый взрослый человек из всех знакомых мне сверстников. Ну не знаю я ещё одного такого человека, который в двадцать лет занимался бы своим делом, при этом полностью себя обеспечивая. А Иль же ведь ещё и учится! Как он всё успевает?

После моего вопроса про учёбу, Иль прыскает в кружку.

– Учё-оба-а… – стонет он. – Да-а, моя учёба! Ох… ну я там иногда появляюсь. Зачёты сдать. Все преподы и мастера вслух смеются, типа: «О, праздник – Швец пришёл!». А я реально туда прихожу только зачёты сдавать да на курсы типа компьютерной графики, в которой я не силён. В плане практики они мне ничего нового дать не могут. Вот у меня практика! – машет Иль в сторону своей мастерской. – Дофига её. И она у меня с… э-э… Со скольки я шить-то начал? Не помню. Вот реально не помню. Ну короче, давно она у меня, практика эта. И в своём колледже я потому, что там реально прикольные преподы дают очень интересные курсы, а ещё потому что ну нужна ж мне какая-то корочка. И вообще, что мы всё обо мне да обо мне? – резко обрывает Иль. – Вконец тебя загрузил. И ты совсем не веселеешь. Случилось что-то?

Утыкаюсь в кружку.

Иль каким-то образом почувствовал моё настроение, и почувствовал верно. Только не готов я вот так всё выкладывать. И не потому, что не доверяю Илю или боюсь чего-то. Я просто не умею. Не умею рассказывать о себе, о своей жизни и тем более о своих переживаниях. Но ответить что-то нужно, и я молча киваю.

– Вчера что-то не заладилось? – осторожно спрашивает Иль.

Я опять киваю. И как он всё понимает?

– Вы поругались?

– Нет, – наконец, выжимаю из себя. – Просто… я…

Выдыхаю и рассказываю, как было. Рассказ даётся мне с трудом, слова не идут, стопорятся, застревают в горле. Но я всё равно выдавливаю их, произношу, говорю. И чем больше говорю, тем легче получается. В конце концов я понимаю, что всё рассказал, и замолкаю, не зная, что делать дальше. Снова прячусь за кружку, на Иля не смотрю. Мне неловко.

– Ну да, понимаю, – слышу, наконец, его сочувствующий голос. – Фиговенько как-то вышло. Но ты-то почему себя виноватым считаешь?

Удивляюсь так, что аж глаза на Иля поднимаю.

– В смысле, почему считаю себя виноватым? – не понимаю. – А кто же ещё?

Несколько долгих секунд Иль просто смотрит на меня, потом вздыхает и говорит:

– Ну давай разбираться. Ты приготовил шикарный подарок. Так?

Киваю.

– Ты знал про её аллергию на шоколад?

Качаю головой.

– А про то, что запах лилий мигрень вызывает, знал?

Опять качаю головой.

– Так, раз ты ничего этого не знал, почему себя во всём винишь? – разводит Иль руками.

– Э-эм… ну а… как?

– А вот так! Ты не телепат, чтобы читать её мысли и медицинскую карту, а у Киры есть язык, чтобы говорить о таких важных вещах. Когда люди встречаются или просто общаются, то они, обычно, рассказывают друг другу такие вот мелочи про себя: что нравится, что не нравится, чем увлекается, есть ли аллергии. Потому что, ну блин! Люди очень часто дарят друг другу шоколад, просто потому что он вкусный и почти всем нравится. Ну или, даже если не нравится, то они его хотя бы могут есть. Редко кому шоколад не нравится до отвращения, вообще ни разу таких людей не встречал. Да и люди с аллергией на шоколад тоже не часто попадаются. И эти вот люди должны, вообще-то, предупреждать об этом, говорить словами через рот!

Иль говорит так пылко и воодушевлённо, что один его голос заставляет как бы очнуться, встрепенуться, сбросить с себя уныние, которое, кажется, намертво въелось в душу и сопротивляется.

– Но вечер-то всё равно испорчен, – бурчу я и снова прячусь за кружку.

– Ну да, испорчен. Только ты в этом не виноват, – снова с жаром начинает Иль. – Ну и думать по типу: «Вот вечер сложился неудачно, всем плохо, такое бывает, но в следующий раз будет лучше» совсем не то же самое что: «А-а! Я такой идиот, я всё испортил, один я во всём виноват!».

Непроизвольно улыбаюсь. Иль очень точно подметил, именно так я и думаю. Вот умеет же он такое ловить и нужные слова находить. Вроде бы немного разговаривали, а ощущаю себя гораздо лучше, спокойнее как-то. Будто бы всё это время я сидел в душной комнате, задыхался от пыли собственных мыслей. Но вот пришёл он и распахнул окно. И сразу стало свежо и даже просторно. И лёгкие с удовольствием впитывают чистый воздух, наполняются им, а пыль, размётанная ветром, лежит теперь по углам. Взять бы веник в руки и вымести весь мусор прочь.

– Ты психологом никогда не хотел стать? – спрашиваю я, чтобы скрыть свою неловкость, и беру ещё одно печенье.

– Психологом? – переспрашивает Иль, усмехнувшись. – Не-е… Я так, кустарю понемножку. То заказчицу гружёную разгружу, то косплееров замороженных растормошу.

– Замороженных? Это в каком смысле?

– Стеснительных, зажатых, неуверенных, – поясняет Иль.

А я удивляюсь, вспоминая всех этих ярких, невероятных людей. Стеснительность? Неуверенность? Зажатость? Да где? Чтобы надеть костюм и выйти в нём, нужна недюжинная смелость. Как же эти люди могут быть неуверенными в себе?

– Чтобы надеть костюм, много смелости не нужно, – будто бы читает мои мысли Иль и говорит полную противоположность. – Тут даже наоборот. Костюм срабатывает, как маска. Типа, это уже не я, а персонаж. Но чтобы играть персонажа, нужна внутренняя свобода. А очень часто именно её и нет. И маска остаётся маской, не прирастает к лицу. Понимаешь, о чём я?

Медленно киваю, кажется, начиная немного понимать, о чём говорит Иль. Я просто представляю, как я, стеснительный и зажатый, надеваю костюм в надежде, что он поможет избавиться от комплексов, но… он не помогает. Костюм остаётся просто яркой тряпкой. Он не делает из меня актёра. Если я сам не играю, то костюм просто висит на мне, как на манекене.

– Сделать уберсложный костюм гораздо проще, чем отыграть самого простого героя, – говорит Иль. – Поэтому многие предпочитают дефиле в замороченных костюмах и не идут в сцен-косплей. Они предпочитают демонстрировать костюм, просто замирать в нужных позах, получать таким образом внимание. И тут отражается только одна сторона косплея – costum. А игра, play, отсутствует. И чем дальше, тем эта тенденция очевиднее, – вздыхает Иль и усмехается. – Блин, ворчу, как старый дед. Но мне реально обидно за сцен-косплей, он загибается! На некоторых фестивалях его уже даже из программы хотят убрать. На нашем местном, например. А ведь именно с него начинался фестиваль. Вообще косплей в нашем городе начинался именно с него – со сцен-косплея!