Катрин Корр - Оторва

Бесчеловечно, что снаружи Оливия Линдберг была слишком красивой и обаятельной.

– Ты такая дрянь, – сказал Макс, пройдясь по ней оценивающим взглядом, – что хочется даже рот с мылом помыть, потому что язык был вынужден говорить с тобой.

– Твой язык не вынужден говорить со мной, – медленно подошла к нему Оливия, – он хочет это делать. Как и оказаться в моем рту, – прошептала она. – И не только в нем.

– Где Макар? – спросил Макс, испытывая подлое и мерзкое влечение.

– Он хотел посмотреть мультики, и я ему разрешила. Позволь мальчишке немного порадоваться. Он не каждый день видит домашний кинотеатр.

– Кто сделал из тебя такую жалкую и безмозглую идиотку, которая считает себя королевой?

– Очевидно, что родители, – пожала она плечами и стала медленно «выхаживать» указательным и средним пальцами по линии пуговиц на его рубашке. – Видишь ли, я никогда и никому из них не была нужна. Так, – усмехнулась она, – обязательная декорация в виде наследницы всего состояния, которое они сколотили. Они живут сами по себе, а я сама по себе, но иногда мы пересекаемся и спрашиваем друг у друга, как дела? К счастью, моя жизнь намного интереснее, чем у них. Я ведь ещё очень молода и свободна от всяких предрассудков. Я хочу наслаждаться, – шептала Оливия, подтянувшись на носочках к его шее, – а не грязнуть в проблемах, как все, кто боится быть свободным.

От нее пахло развратом. Оливия была чертовски красива, но неимоверно испорчена. И эта испорченность побуждала Макса к фантазиям.

– Ты дешевка, – прорычал он, напоминая больше себе, с кем имел дело.

– Правда что ли? – её шепот обжигал его шею. Он почувствовал её ладонь на своих джинсах, и моментально напрягся, прогоняя непрошеные фантазии. – В твоих словах нет ни грамма истины. Но если тебя заводят оскорбления, тогда продолжай, а я поддержу.

Макс крепко схватил её за запястье и поднял руку к лицу. Блеск зеленых изумрудов манил, полные приоткрытые губы жаждали грубого и болезненного поцелуя. Но он пришел сюда, чтобы забрать своего брата, которого эта дешевка заманила деньгами своего папаши. Он пришел сюда только за Макаром.

– В твоем взгляде столько грубости и жесткости, – шептала она, не сводя с него глаз. – Ты далек от всех этих деревенщин, которые готовы на всё, только чтобы мы, Линдберги, были ими довольны. Они все – наши бесхребетные рабы, а вот ты – тот единственный, кто жаждет поставить нас всех на колени. Ты не подчиняешься.

– Ты ненормальная? – смотрел он на нее сквозь помутнение мерзкой похоти.

– Может да, а может нет. В любом случае, я впервые так сильно хочу стать слабой и беззащитной. Твоя злость в глазах сводит меня с ума.

– Ты похожа на шлюху.

– Но ты очень хочешь эту шлюху трахнуть. Не так ли, Макс?

Он не заметил, как ослабил хватку, а Оливия этим воспользовалась. Она снова опустила руку и расстегнула пуговицу на его джинсах, соблазняя раскованным, готовым на всё взглядом.

– Если я чего-то желаю, Макс, я всегда этого добиваюсь. И сейчас я безумно хочу, чтобы ты трахнул грязную, развратную и похотливую дочурку достопочтенной семьи Линдберг, которая поимела здесь каждую тупорылую деревенщину и будет делать это ещё долгие и долгие годы. Я чувствую твой член, Макс. Давай же. Сделай это прямо здесь, пока шайка болванов веселится нахаляву.

Ненависть к озабоченной девице смешалась с гнетом душевной боли. Болезнь матери, психическое расстройство младшего брата, год, что ей остался, дом, который он не успеет построить, мерзкая девчонка, подмявшая под себя ровесников, которых ни во что не ставила… Сжав кулаки, Макс оглядел дешевое отродье Марка Линдберга и глухим шепотом приказал:

– На колени.

Оливия ухмыльнулась. Закусив губу, которую Макс вдруг отчаянно захотел попробовать на вкус, она с томительной грацией кошки подчинилась его приказу. Она с фальшивой преданностью смотрела в его глаза, ожидая дальнейших указаний. А секундой позже Оливия Линдберг жадно схватила ртом воздух. Цепляясь руками за свои волосы, которые с силой сжимал и тянул Макс, она громко вскрикнула. Не будь музыка у бассейна настолько громкой, ему бы пришлось закрыть ей рот.

– Отпусти меня! Мне больно, черт возьми! Ты оторвешь мне скальп, идиот!

– Слушай сюда, – прорычал Макс, склонившись над ней. – Слушай меня очень внимательно. Ты – жалкая и мерзкая потаскуха, которая в свои юные годы похожа на свою недотраханную и гнилую мамашу. Запомни, Оливия Линдберг, ты – никто. Ты никогда и никем не станешь, ведь наступит момент, когда от тебя отвернутся даже твои продажные «друзья», которым осточертеет твоя циничность и ядовитость. Ты пропитана ими настолько, что это уже неизлечимо.

– Отпусти меня! Слышишь, – задыхалась она. – Немедленно! Мой отец…

– Я поставил на колени тебя, – перебил Макс, – поставлю и твоего папашу. Очень скоро вы все исчезните и единственное упоминание о вашей поганой семейке станет неприличная надпись в общественном туалете. Ещё хоть раз я увижу, что ты общаешься с моим братом, – потянул он сильнее её за волосы, – узнаю, что ты суешь ему свои жалкие деньжата, твоя жизнь, Оливия Линдберг, превратится в ад. Я слова на ветер не бросаю, поэтому держись подальше от меня и моей семьи. Поняла?

– Мне больно! – взревела она. – Отпу… Отпусти!

– Ты поняла меня, черт возьми?! – повысил он голос, впиваясь в нее взглядом, полным ненависти и огненной злобы.

– Да… Да, я… Я поняла… Пожалу… Отпу…

Макс отшвырнул её от себя и сделал это, пожалуй, слишком резко. Оливия упала на колени, наверняка содрала их, а её шелковые волосы безжизненно свисали, пряча заплаканное лицо. Его рука вздрогнула, поддавшись мимолетному желанию осторожно отбросить их за плечи…

Макс оскалился. Каким же жалким казалось ему это зрелище. Музыка ревела всё с той же громкостью, но радостные вопли опьяневших парней и девушек отчетливо пробивались сквозь оглушающие звуки. Оливия с трудом поднялась на ноги, смахивая слезы унижения. Наверное ей ещё никогда не приходилось быть в столь незавидном положении. Колени кровоточили, тушь потекла темными дорожками по покрасневшему лицу, а волнистые локоны в мгновение потеряли привычный порядок.

– Ты за это заплатишь, – прошептала она, впившись в него сверкающими глазами. – Понял? Мой отец размажет тебя по стенке. Тебя, твоего братца и всю твою жалкую семейку. И больше никогда ты не позволишь себе…

Вдруг музыка исчезла, а радостные вопли в мгновение превратились в крики о помощи.

– Пожар!

– Пожар!

– Вызывайте пожарных! Немедленно!

– Оливия? Оливия?!

Макс сбежал вниз по широким ступеням. Когда он взглянул на сверкающий софитами дом Линдбергов, во рту моментально пересохло, а кровь, казалось, перестала циркулировать в его теле. На втором этаже пылало яркое пламя. Окно было открыто и опасные языки лизали деревянную белую облицовку, пытаясь достать до красной крыши.