Марьяна Куприянова - Горбовский

Роман о буднях вирусологов.

Начало работы над романом – 1 мая 2015 года

«И все времена – одно время , и все умершие не жили до тех пор, пока мы не дали им жизнь , вспомнив о них, и глаза их из сумрака взывают к нам».

Роберт Пенн Уоррен «Вся королевская рать»

«Одни считают, что просить бесполезно, а другие рассчитывают в ближайшее время взять без спроса».

Аркадий и Борис Стругацкие «Трудно быть богом».

– Абсурд! Я не позволю!

Стол громыхнул под ударом внушительного кулака. Подпрыгнув, звякнули высокие стаканы с выдохшейся минералкой. Люди, сидящие за столом, поспешили отвести глаза – мутные белки забегали по потным лицам, как солнечные зайчики. Повысивший голос мужчина поднялся и навис над столом, как утес над берегом моря. Во всей его фигуре ощущалась мощь и негодование.

– Лев Семенович, – начал директор, но продолжения не последовало.

Директор был недавно в своей должности, к тому же на десять лет моложе Льва Семеновича. Ему не хватало храбрости идти косой на камень. Особенно в такие моменты, когда кто-нибудь вдруг вскакивал и выражал свое яростное несогласие. Особенно если это делал такой человек, как Горбовский. Иногда директор боялся, как бы Лев Семенович его не пришиб. Это был самый непредсказуемый, самый вспыльчивый человек в коллективе, и перечить ему, когда он зол, считалось делом чреватым. Имели место прецеденты, когда впоследствии подвергалась разрушению посуда, мебель, а один раз даже человеческая кость.

– Я категорически против, – произнес Горбовский чуть спокойнее. – Вы это понимали изначально. Вы все.

– Но позвольте, – вкрадчиво начал заместитель, для уверенности схватив со стола ручку, но тоже сдулся и умолк, встретившись глазами с разгневанным коллегой.

– Категорически. Против, – повторил Горбовский сквозь стиснутые зубы и свирепым взором обвел присутствующих.

Директор вспомнил, что он здесь главный, и попытался перехватить инициативу.

– Присядьте, пожалуйста, – мягко попросил он. – Давайте, наконец, уважать друг друга.

– Идиот, который это придумал, уважения не заслуживает, – грубо отрезал Лев Семенович, сделав отрицательный жест рукой.

Пауза затянулась. Преподаватели и научные сотрудники растерянно переглянулись. Одна молодая женщина, округлив глаза, прикрыла рот расслабленной ладонью, как будто увидела покойника; еще одна принялась что-то неистово строчить в блокноте, нервно поправляя очки на носу. Горбовский Горбовским, но ведь есть такое понятие как субординация. Многие перепугались, что будет драка. Но все обошлось.

– Лев Семенович, не забывайтесь, – без тени обиды сказал директор, но щеки у него стали свекольные. – Если Вы не согласны, это можно обсудить спокойно, ведь…

– Обсуждать этот бред?! – взорвался Горбовский. – Ни в какие рамки не вмещается. Как Вы можете предлагать такое всерьез? Вы просто безмозглый…

Все присутствующие на совещании в той или иной мере знали, что собой представляет Горбовский, и вспыльчивость этого человека не являлась для них чем-то непривычным. Однако сейчас никто не понимал, а лишь смутно догадывался, чем она вызвана. Директору же приходилось прилагать особые усилия, чтобы не вспылить самому. Он имел свою стратегию общения с гневливыми людьми. Стратегия заключалась в том, чтобы не поддаваться эмоциям, а использовать исключительно «ratio», потому что эмоций в такой беседе и без него хватает. Разум должен подавить чувства, реагировать на провокации нельзя.

– Почему Вам так не нравится, что студенты будут проходить летнюю практику? – деловым тоном осведомился заместитель.

Горбовский страшно глянул на него.

«Меня окружают непроходимые тупицы», – подумал он и провел руками по лицу, чтобы снять оковы напряжения. Ему захотелось немедленно уйти отсюда и с головой погрузиться в работу, несмотря на сильную усталость, которая пришла параллельно. Его плечи чуть опустились, лицо расслабилось.

– Вы действительно не понимаете таких элементарных вещей или притворяетесь? – спросил он.

– Присядьте же и объясните нам, почему Вы против, – примиряющим голосом попросил директор.

Он как-то уловил незначительное эмоциональное изменение в настроении Горбовского и понял, что его пыл начал сходить на убыль. Нужно было ковать железо, пока горячо.

Без особого желания Горбовский сел, заранее зная, что в этом обществе долго не высидит. Он положил локти на стол, ловя на себе взволнованные взгляды коллег. «Бесполезно, – решил он про себя, – не поймут. Безнадежные глупцы. Неужели я один здесь адекватен?»

– Так в чем же дело? – спросил директор, скрестив руки на груди для психологической защиты.

– Вы отдаете себе отчет в том, где мы работаем, Борис Иванович?

– Отдаю. И мне кажется, студентам, как будущим научным работникам, будет в крайней мере полезно провести лето в лаборатории, ознакомиться и освоиться, так сказать, со своим потенциальным рабочим местом.

Горбовский вытер высокий взмокший лоб тыльной стороной ладони. Он чуть не сказал вслух то, что подумал. В гневе он не стесняется в выражениях, и неважно, кто попадается под горячую руку. Когда не выходит объяснить по-хорошему, приходится объяснять по-плохому.

– Мы в лаборатории не новые сорта фасоли разводим, чтобы пускать туда всякий сброд, как на экскурсию. Это микробиология, а не ботаника. А в моем отделе люди работают с вирусами, Вы это понимаете?

– Естественно. В каждой научной отрасли рано или поздно происходит смена поколений. Так что теперь, нам, может, университет распустить?

– Это опасно, черт возьми, вот что!

Горбовский снова подскочил, пораженный непробиваемостью директора. У него задергался нерв над левой бровью. Он ненавидел это ощущение.

– Но ведь их можно ознакомить с правилами безопасности, заставить пройти все необходимые проверки на профпригодность… Ведь нужно же им опыта набираться где-то!

– Насколько вам всем здесь известно, помимо работы в лаборатории во вторую смену, в первой половине дня я преподаю у студентов основы вирусологии. Поэтому знаю, насколько все они безответственны и несерьезны. Им нельзя доверить улицу подметать, а Вы говорите о практике в лаборатории! Вы в своем уме?

– Все мы когда-то были просто студентами. Без риска ничего не делается, – попытался оправдаться директор, но под таким напором ярости трудно отстаивать свое мнение.

– Представьте себе, что может случиться, если бросить догорающую спичку на складе пиротехники. Она может потухнуть в полете, а может еле тлеющей головкой зажечь фитиль, случайно оказавшийся рядом. Причем вероятность второго исхода слишком велика, чтобы рисковать. Уже сама вероятность, даже мельчайшая – это неоправданный риск, ведь на воздух взлетит ВСЁ! Это опасная затея, – чем больше Горбовский говорил, тем больше успокаивался, – и цель не оправдает средства, Борис Иванович. Они не обучены, они не готовы к этому. Рано им еще в НИИ – они там все разнесут к чертям собачьим.