Георгий Мо - Эровый роман. Книга вторая

Надин не могла успокоиться. Она плакала все сильнее и сильнее, но почему-то я не верил в искренность этих слез. Она ждала, что я, как и прежде, сразу подойду к ней и начну успокаивать: говорить, как я ее люблю и что все это мне не важно, лишь бы она была рядом. И снова отложился бы этот диалог на еще пару месяцев, пока мое терпение снова бы не кончилось. Так бы было и сегодня, но почему-то выдержка меня подвела. Что-то во мне надорвалось окончательно. Я больше не мог терпеть эту грязь в своей постели. Я не мог целовать губы любимой девушки, не представляя, что она ими делала часом ранее.

Она хотела, чтобы я вновь ее успокаивал и просил начать все сначала. Без грязи, без других мужчин. И так всегда начиналось в первую неделю после ссор. А потом вновь она хотела разрушать свое прекрасное тело очередными мужчинами, для которых она – просто дырка.

– Ты говорил, что ты все забыл.

– А я хоть раз ткнул тебя в свою боль? Хоть раз я предъявил тебе что-то из моих переживаний о наших отношениях?! О бывшем муже и всей грязи! Я хоть раз сказал тебе про это?!

– Нет!!! Не сказал! Но твои глаза говорят больше!

– Глаза? Мои глаза? Что они говорят? Что?! Только то, что я тебя люблю до безумия! Что я готов терпеть все это дерьмо, каждый раз находя тысячу доводов для чего и почему это нужно! Читать хренову литературу о разнообразии в постели! Новых партнеров и как же это круто! Как же это бодрит… О, да!!! Как же это бодрит! Видеть, как твою любимую девушку трахает очередной урод!

– Почему ты мне это высказываешь? Почему?!

– А кому мне это высказывать? Кому?

– Я думала, тебе нравится.

– Мне??? Как мне это может нравится?!

– Но ведь ты был согласен!

– Да, я на все согласен, лишь бы ты не ушла.

– Не смей! Не смей так говорить! Тебе тоже это нравится! Ты ревнуешь. Ты такой страстный! У нас все так хорошо…

– Хорошо? Правда? Ты, правда, так считаешь?

– Тогда почему ты терпел?

– Я люблю! Неужели ты не понимаешь? Люблю тебя. И хотел, чтобы ты была счастлива. Но сил моих больше нет! Я не мо-гу бо-о-о-льше!

– Что ты не можешь?

– Я боюсь сорваться. Боюсь, что кого-нибудь убью.

– А, ну да. Как же я могла забыть об этом! Ведь ты признаешь только свои слабости. Ведь так?

– Ты считаешь, убивать – это моя слабость?

– Я не знаю. Ты не говорил. Но иногда я тебя боюсь. Твою ярость.

– Мою ярость? Ты ее еще не видела! Ни разу не видела мою настоящую ярость!!!

В следующую секунду я подошел к стене и стал ее бить кулаками. Нервный тик искажал лицо в ярости, а перед глазами поплыл туман. Воздух вокруг меня сотрясался. Злость выходила из меня, подобно рычанию свирепого животного. Наконец уснувший хищник пробуждался. И руки, сбитые в кровь, говорили об этом отчетливо. Я старался заглушить душевную боль сильной физической. Чтобы руки не слушались меня.

Вскипающий гнев свирепствовал во мне долгую минуту, в которой Надин рядом дрожала от каждого удара по стене и вздрагивала. Всхлипы ее усиливались. Она прижималась к стене и закрывала глаза, постанывая от страха. Мой же рев сменялся рыданием. Ярость к самому себе разрывалась во мне, как мина. Душа разбивалась как хрупкое стекло. А я задыхался от своей беспомощности перед любимой женщиной. Я любил и ненавидел одновременно эту любовь. Совсем не ту, о которой мне когда-то воспевала бабуля.

– Я не хочу тебя терять!!! – прокричал я в конце своего боя со стеной. – Но я себя теряю!!! Я себя теряю!!! – и я упал на колени, не чувствуя рук.

– Ну хочешь, ударь меня! – сорвалось с ее губ. – Может, тебе станет легче.

Но на это я мог лишь усмехнуться. Я выдохнул, потому что мое рыдание теперь сменилось отчаянием. Она не понимала, что мои чувства нельзя брать на развес каждый раз, когда ей это нужно; что искреннее желание любить она меняла на раж холеных губ, изучающих ее тело раз от раза. А я был лишь фасадом, в который она каждый раз возвращалась, как перелетная нагулявшаяся птичка, чистить свои перышки.

Желание падать в беспробудное порево для нее было, скорее, привычкой, чем желанием, но от которой она уже не могла, да и не хотела отказаться. Она видела в этом лишь забавы. Считала шалостями. Ведь, по ее мнению, мы живем один раз и надо все попробовать. Попробовать все… кроме настоящей любви. Наверное, так. И, когда я наконец это понял, мне стало легче. Я перестал требовать от нее ответов на свои вопросы. Потому что я точно так же сам не мог ответить на точно такие же.

И когда крики ярости, злобы и ужаса кончились, я смог успокоиться. Я поднялся и осмотрел свои руки. Потом посмотрел на Надин. Ее еще мокрые глаза говорили о недавнем ливне. Но она смогла унять дрожь губ и мило мне улыбнуться. Она потянула свои руки в мою сторону. Я снова наполнял свой пустой кувшин души розовой водой. И от стыда за свою истерику я опустил глаза в пол. Она подошла ближе и попыталась меня обнять.

Мы стали вновь танцевать. По нашей любимой традиции. Просто переминать ноги на одном месте по кругу. Я вдыхал запах ее белокурых соленых волос и растворялся. Руками, истекающими кровью, я прижал ее к себе, чтобы она даже вздохнуть не могла свободно, а потом шепотом задал вопрос в ее ушко, предварительно поцеловав.

– Давай попробуем еще раз?

– Давай… – тихо-тихо ответила она.

Шквальный ветер из обид стих. Океан боли успокоился. Каждый нерв больше не сжат пружинками. Неуютная грусть не скребется острыми когтями диких кошек. Турбулентность чувств пройдена успешно. Чайки над бурным потоком не кричат в миноре. В наши отношения вернулся теплый штиль.

Я с восторгом глядел на бесшумно текущую водную струю и славные волны, качающиеся лениво. Увидел опьяняющий горизонт над безмолвным побережьем. Ощутил расплавленную на солнце собственную волю и ее чуть слышный невинный ропот. По коже потек тягучий сонный воздух, как кисель, в виде тихого ветерка без завывания. Душа моя задрожала вместе с аллеющим рассветом. Смятение чувств, возрождение, а в глазах преломленные дождевые капли кольями. И в утренней влажности изумрудного цвета замерло любовное совершенство. Только жаль, что оно со вкусом мармеладной горечи…

Я был зависимым от этой любви и готов был дать еще сотню шансов начать все сначала. Попробовать научить ее любить. Без разврата, без грязных и пошлых искушений, без распутства, отсутствия морали и принципов. Я хотел еще раз попробовать показать ей, что такое любовь, и как можно тонуть от удовольствия без дерьма. Мне так хотелось, чтобы она однажды проснулась и поняла, что без любви жизнь теряет смысл. Что все это вокруг – лишь подделка.

И все дни напролет после этого примирения мы провели вместе, не разлучаясь ни на минуту. Все словно было забыто. Все началось как будто с начала. Я все так же тонул в ее лиственных глазах и балдел от вкуса ее томных пухлых губ. Вновь во всей красе в моих руках распускалась прекрасная темно бордовая роза сорта Barkarole. А моя душа была безмятежно спокойна, утопая в ее лепестках. И все это длилось до конца декабря.