Артур Грабовски - Крошка, ты продаешься!

Пока он выбирал, Маркус молча топтался у него за спиной – Алекс не мог расслабиться под его пристальным вниманием. Казалось, он даже через все слои одежды кожей ощущает чужое нетерпеливое дыхание. Когда Алекс наконец повернулся к Хейккиннену, предварительно спрятав кулон в ладони, тот заявил:

– Дай мне, я заплачу!

– Что?! Зачем?! – Алекс отреагировал так громко, что немногочисленные посетители оглянулись.

Он тут же заметил заинтересованные взгляды от некоторых девчонок – они смотрели, конечно же, на Маркуса. Благо, здесь не было никого из их школы.

– У меня есть деньги! – выпалил Алекс сердито. – Хочешь, я тебе такой же куплю?!

Он сорвал с витрины первый попавшийся кулончик.

– Мне? Подарок? – Маркус ошалело застыл, уставившись на него. – Я тебе девчонка, что ли?! – выпалил он не менее раздраженно.

– Сегодня акция! – заметив их, провозгласила продавщица. – Два по цене одного!

– Дай сюда, – дернул Маркус Алекса за руку.

– Я тоже не девчонка! – зашипел Алекс, вырываясь, что было сложно сделать с гитарой и кулонами в руках— Я беру этот с черепом и заколоченное гвоздями сердце! – объявил он продавщице.

На них сейчас смотрели все, Алекс чувствовал, как краснеет, но отступать не собирался.

– Нет, это я беру, – тут же заспорил Маркус, похоже, не стесняясь направленного на них внимания. – Возьмите деньги, – он бросил на прилавок мятую десятку, опередив Алекса.

Алекс зарычал от бессилия: Хейккиннен снова всё сделал по-своему, выставив его идиотом.

– Мне не нужны ничьи подачки! – зло сообщил ему Алекс, вылетев из магазина. – Какого хрена ты так делаешь?!

В лицо тут же ударил холодный воздух и ветер с дождём, но он не обращал на это внимания. Ладонь жгли два кулона – его и Маркуса, или оба – Маркуса, Алекс и сам не понимал.

– Вот, пять евро! – он попытался достать деньги, но через куртку Маркуса это никак не получалось.

– Это тебе, – неуклюже вставил Маркус, наблюдая за его возней. – На память, – нашёлся он и облегченно выдохнул, будто решил какую-то сложную задачу.

Однако Алекс не собирался упрощать ему жизнь.

– Мне не нужно два кулона! – распалялся Алекс всё больше. – Я хотел только с сердцем! Это вообще не моё!

Он расцепил, скрутившиеся в его руке шнурки, с трудом отделив один от другого, и протянул череп Маркусу.

– На память, – язвительно произнес он.

Маркус взял кулон без колебаний: Алекс только и успел вздрогнуть, когда ладони коснулись его замёрзшие пальцы.

– Я думал, тут только цветочки и блестки продают, – заметил он удивленно, рассматривая неожиданный подарок. – Круто!

– Ага.

Алекс крутил в руках своё заколоченное сердце. Ему оно нравилось всё больше – в голове сразу появились какие-то строчки и рифмы, будто даже мотив. На какой-то миг Алекс представил себе этот символ чуть измененным – больше передающим его настроение. Это выглядело круто.

– Надеюсь, там нет такого второго, – пробормотал он. – Не хочу увидеть на другом такое же.

– Второго такого нет, – буркнул Маркус, отчего-то опустив глаза.

Алекс не понял, откуда тот мог знать это, ведь Хейккиннен даже не видел ассортимент. Впрочем, это уже было не важно – возвращаться в магазин он точно не будет.

– Ну вот, – Алекс неловко пожал плечами, – это и было моё дело.

Он не знал, что ещё сказать или сделать: до этого момента они с Хейккинненом никогда не проводили столько времени вместе, не кидаясь при этом друг на друга с оскорблениями и угрозами.

– Теперь домой, видимо, – он нервно теребил кулон в пальцах: карабин никак не хотел открываться, и Алекс таки ободрал лак на конце ногтя.

Маркус твердо кивнул, будто у него и никаких сомнений быть не могло, куда они теперь отправятся. «Они», потому что Хейккиннен, очевидно, отставать не собирался: он поплёлся следом за Алексом. Только через несколько десятков шагов Алекс сообразил, почему тот идет за ним – куртка! Однако, ещё разок оглядев себя, он понял, что снимать её совсем не хотелось. Жаль только, что Маркус откровенно страдал на холоде и стоило уже вернуть ему его вещь. Как и стоило послать его к черту.

«Он же не собирается проситься в гости»? – панически думал Алекс, шаг за шагом приближаясь к дому.

Когда до двери осталось каких-то пять шагов, он резко остановился.

– Ну, вот, – он осторожно прислонил гитару к стене и быстро стащил куртку Маркуса, – держи.

Было так странно видеть его у своего дома, где всё оставалось привычным и знакомым с рождения – маленькие аккуратные домики, тишина и многолетний застой во всём. Хейккиннен выбивался из этой картины как пришелец из другого мира.

Маркус принял куртку будто бы неохотно, делая вид, что она ему и не нужна вовсе. Это заставило Алекса улыбнуться. Чего он не ожидал, так это получить осторожную улыбку в ответ.

– Знаешь, я давно хотел сказать тебе… – начал было Хейккиннен, привычно хмуря брови.

Он порылся в карманах куртки и даже выудил сигареты, но Алекс шикнул на него и покрутил пальцем у виска – не хватало дать однокласснику закурить прямо на подъездной дорожке собственного дома.

– Я… – Маркус смял сигарету в кулаке, сбившись с мысли.

Он посмотрел на Алекса так, будто ожидал от него подсказки, как бывает, когда отвечаешь у доски, но Алекс понятия не имел, что Маркус пытается ему сообщить.

– Алекс! – в этот момент дверь дома распахнулась и на пороге показалась мама.

– Иду!

Алекс панически махнул на неё рукой. В голове сразу выстроились возможные вопросы от родителей о том, кто этот парень рядом с ним. Вид у Хейккиннена был не такой, что обрадовал бы маму. Да и сам Алекс не то чтобы последнее время вёл себя как образцовый сын и ученик.

Мама скрылась, Алекс выдохнул.

– Мне пора, пока! – он подхватил гитару и неуверенно кивнул Маркусу.

Тот отразил его жест, снова улыбнулся, и Алекс зачем-то перевёл взгляд на его губы; они были совершено бескровные и обкусанные. Ничего не сказав, а просто махнув на прощание, Маркус развернулся. Он и его тёплая куртка скрылись из вида так быстро, будто их здесь и не было, лишь в воздухе остался запах сигарет – Маркус закурил, едва сделал пару шагов от дома Алекса.

***

«У меня воспаление легких, но оно того стоило. Возьму побрякушку с собой в больницу. P.S. Песни у тебя отстой, конечно. Лучший день».

Алекс запомнил эту надпись со стены Маркуса сразу же, потому что там было про песни и про лучший день, который для него долгое время оставался таким же. Забитое гвоздями сердце стало символом группы – чуть изменённое – пылающее и с кровоподтёками, как он и хотел. В следующем альбоме сердце будет выстреливать этими гвоздями обратно в обидчиков.