Диана Крымская - Паутина

Был еще один выход, и о нем тоже думал Раднецкий: призвать врачебный консилиум, который признает Ирэн нервнобольной, и отправить ее, пусть насильно, в лечебницу, лучше всего – куда-нибудь за границу, – конечно, с ведома и одобрения императора.

Раднецкий знал, что жена и государю устраивает сцены; она сама говорила об этом. Он был почти уверен, что его величество согласится с таким решением. Но это лишь оттянет неизбежное; в один прекрасный день Ирэн вернется, и тогда…

Если только не объявить ее вообще сумасшедшей и спрятать в доме для умалишенных. Но на это Сергей не мог пойти. Это было бы такой подлостью; и к тому же надо думать о Коле: когда-нибудь он узнает о матери и о том, где она; и что будет дальше?..

Вошел лакей и подал графу список. Раднецкий быстро, почти мгновенно, – сказывалась флигель-адъютантская привычка просматривать много длинных, часто невразумительных, документов, – пробежал глазами по густо исписанным листкам.

Березины! Они тоже приглашены. Он с крайним неудовольствием вспомнил поцелуй с Алиной и Анну Березину, застывшую в дверях. Какого черта он позволил себе такую вольность? Ведь мог войти кто угодно; Сергей мог испортить репутацию этой девицы навеки, – и все из-за секундной прихоти.

А Анна… Какие у нее были глаза! Ей надо чаще злиться, – тогда они становятся такими большими, бездонными, темными… Он вспомнил ее лицо, удивленно полураскрытые губы. Интересно, каковы они на вкус? Алина совсем не умеет целоваться; а Анна? Она не такая молоденькая; был ли кто-то, кто научил ее целоваться?

Он вдруг ощутил какое-то неприятное чувство, подумав об этом. Чем-то похоже на ревность… Смешно; и откуда? Она маленькая, худенькая, почти невзрачная. А у него – красавица-жена, да и до нее сколько было прекрасных женщин в его жизни!

Правда, с тех пор, как он близко узнал Ольгу Шталь, он встречался лишь с ней. Хотя она не раз предлагала ему своих лучших девушек, иные из которых были просто ослепительны. Но, наверное, права пословица: обжегшись на молоке, дуешь на воду. В Сергее эти девушки не пробуждали никаких чувств; даже более того, – чем они были прекраснее, тем меньше ему их хотелось.

Может, поэтому его немного – чуть-чуть – тянет к Ане Березиной? Или виною в том ее секрет, которого он так и не узнал? Скорее всего, последнее, – решил Сергей. Он все еще жаждал разгадать загадку Анны, но не представлял, как. У него была мысль, что что-то знает Алина; но из ее слов стало ясно, что между сестрами нет особой близости. Анина мачеха, тем более, не могла быть посвящена в секрет падчерицы.

…Возможно, Сергею еще импонирует то, что он ощущает в Анне страстную натуру. Тут он тоже обжегся на Ирэн; но – что делать, если ему всегда нравились темпераментные женщины? Анна такая, он чувствует это: взрывная, дерзкая, горячая.

Ольга Шталь совсем иная: веселая, добродушная, покладистая. С ней можно отдохнуть душой; но есть в ней и то, что ему немного претит: истинно немецкая расчетливость, рассудочность. Несмотря на то, что отношения между ними самые дружеские, она никогда не отказывалась от денег, которые он ей давал.

«Вы, русские, странные, – сказала она Сергею как-то, – у вас душа на распашонку…»

«Нараспашку, Ольга», – рассмеялся он ее ошибке.

«Да. Нараспашку. Плохо. Почему? скажу. Деньги – это главное в отношениях. Вы говорите: меж друзей нет расчетов. Если я – твой друг, и тебе нужны деньги, я дам тебе деньги так. Понимаешь? Не в долг, а так. Что дальше? Тот, кто дал, думает: а мог бы и вернуть. Тот, кто взял, думает: надо вернуть бы, совесть грызает. Что дальше? Дружба нарушена, злые мысли, плохие чувства. Нет друзей. Друзья становятся врагами».

Сергей спорил с Ольгой, говорил о бескорыстии в дружбе, но понимал, что где-то она и права. Во всяком случае, она смотрела на мир и видела его без прикрас; жизнь многому научила Ольгу, она родилась в бедной семье и долго и трудно шла к своему нынешнему положению.

Сергей говорил с нею и об Анне Березиной. Что, по ее мнению, двигало этой девушкой? Ольга сказала, что только какое-то очень сильное чувство могло заставить девушку из благородной семьи переодеться в мужское платье и пойти на такую отчаянную авантюру. «Это или любовь, или ненависть, Сергей; больше ничего не может быть».

Раднецкий считал так же. Но что – любовь или ненависть? Порой ему казалось, что Анна, действительно, влюблена в него. Порой – наоборот.

Как могла она в него влюбиться? Они не были знакомы, хотя от Елизаветы Борисовны он знал, что Анну привозили четыре года назад на ярмарку невест в Москву, и он вспомнил, что тоже был там в это время. Она могла увидеть его где-нибудь.

Сергей знал, что любовь с первого взгляда, в которую многие не верят, бывает, – так произошло с ним самим, когда он впервые увидел Ирэн. Так почему Анна Березина не могла вдруг влюбиться в него, даже не поговорив с ним, просто встретив однажды?

Еще невозможнее была ее ненависть к нему. За что? Почему? У них не было никаких точек пересечения…

Сергей еще раз пробежал глазами по листкам. Нащокин Андрей Иннокентьевич. Забавно – это имя в самом конце списка, и он не заметил его в первый раз. Такое же незаметное имя, как и человек, носящий его. Однако… Раднецкий нахмурился.

Около полугода назад, в августе, в петергофском парке, были бал-маскарад и фейерверк. На этом последнем случилось маленькое, никем практически незамеченное, происшествие: одного из участников праздника в толкучке ударили ножом в бок.

Удар, по счастью, оказался не смертельным и не задел важных органов, пройдя вскользь по ребрам; но чрезвычайно важным было то, кем был пострадавший. То был сам император, одетый казаком. Напавший на него – некто, одетый гусаром, – скрылся.

Государь, едва его увели во дворец и перевязали, немедленно велел провести тщательное расследование и найти виновного или виновных; естественно, он поручил держать нападение на него в строжайшей тайне.

Под подозрение попали все те, кто знал, какой костюм будет на его величестве на маскараде; таковых было всего несколько человек, и среди них, естественно, флигель-адъютанты его величества.

Раднецкий в тот несчастный день был не на службе, и потому вызывал большее подозрение, чем офицеры, присутствовавшие на маскараде официально. Его несколько раз допрашивали; было плохо и то, что алиби у него не было. Ирэн также была в Петергофе, а он почти целый день провел с Ольгой в Павловске. Они катались на лодке, устроили пикник и занимались любовью под открытым небом. Но впутывать в это дело Ольгу Раднецкий не мог, как не мог признаться в связи с хозяйкой борделя; да и кто поверил бы словам женщины такого пошиба?

Как узнал Сергей от одного их сослуживцев, когда государя ударили ножом, он стоял рядом с некой, одетой одалиской, женщиной и держал ее под руку. А Раднецкому было случайно известно, что к петергофскому празднику для Ирэн шили восточный наряд.