Диана Крымская - Паутина

– Не извольте беспокоиться, мадам, тотчас передам, – и слуга с низким поклоном исчез в толпе. Он становился свидетелем, и важным; но Аня уже решила, что, если ее и обвинят, она просто будет все отрицать; впрочем, до этого вряд ли дойдет…

Теперь ей нужно было найти библиотеку. Пользуясь тем, что Марья Андреевна и Льветарисна затеяли оживленный разговор с какою-то знакомой дамой, она потихоньку отошла от них и вскоре оказалась у дверей бальной залы. Где же нужная ей комната? Мимо несколько раз пробегали лакеи с подносами, уставленными прохладительными напитками; но спрашивать их, как пройти в библиотеку, было нелепо.

Аня двинулась вперед, делая вид, будто ей просто стало душно, и она решила пройтись по комнатам. Вскоре она оказалась перед анфиладой, вероятно, личных покоев Раднецких; она наугад повернула влево… и встала перед задернутыми, цвета мха, плотными портьерами. Раздвинув их, Аня увидела застекленные двери, открыла их, вошла – и поняла, что оказалась в нужном ей месте.

Это была просторная библиотека светлого дерева, заставленная двустворчатыми шкафами с книгами. Резной потолок ее был покрыт ромбовидным узором; над каждым шкафом в нишах стояли бронзовые бюстики поэтов и писателей. В центре, прямо напротив входа, находился большой стол с изогнутыми ножками, а на нем – красивая бронзовая лампа под зеленым абажуром; она была зажжена и создавала приятное ощущение уюта и желание присесть и погрузиться в чтение. Вокруг стола расставлены были стулья, по углам – мягкие кресла. Зеленый одноцветный ковер покрывал весь пол; большие окна были занавешены шторами того же цвета.

Напротив дверей, в которые вошла Аня, находились такие же, тоже задернутые снаружи портьерами. Это очень обрадовало Аню. Запасной выход мог пригодиться! Она вышла через эти двери, направилась снова наугад, и вскоре вновь оказалась у знакомой анфилады, сделав круг.

…Она вернулась, уже знакомым путем, обратно в бальную залу, очень довольная. Лучшего места для задуманного ею и представить было нельзя.

Ане теперь нужно было только ждать; до мазурки, во время которой она просила графа о встрече, было довольно времени, но сердце ее уже колотилось так, будто это время настало…

«Ваше сиятельство, прошу Вас уделить мне несколько минут в вашей библиотеке во время мазурки», – вот и все, что говорилось в ее письме. Подписалась же Аня: «Катя с Итальянской». Это должно было все объяснить графу.

Минуты тянулись долго и мучительно; Аня не видела в густой толпе Раднецкого и не могла знать, получил ли он ее записку. Вальс; полонез; полька; снова вальс…

Она уже едва дышала от волнения, когда, наконец, грянула мазурка; толпа сгустилась, и по ней прошел шепоток; а Марья Андреевна устремилась вся вперед, потому что первым свою даму, которой была ни кто иная, как ее дочь, вывел сам император. И в тот же миг позади Ани раздался знакомый негромкий голос:

– Добрый вечер.

Она оглянулась. Позади стоял Раднецкий и смотрел на нее темными пристальными глазами.

– Идемте, – вот все, что он сказал. Он повернулся и направился к дверям. Она судорожно сглотнула – и последовала за ним, как кролик за удавом…

«Мой дорогой Андрей! До развязки всего несколько часов. Скоро мы выезжаем к Р. Я написала ему записку. Я уверена, он захочет встретиться со мной.

Это произойдет во время мазурки. Громкая музыка не позволит, надеюсь, никому услышать звук выстрела. На всякий случай я взяла с собою запасные перчатки, – я могу случайно испачкать руки в его крови.

Не бойся за меня, любимый. Мне ничего не будет, я все продумала. Я убью его и вложу ему в руку пистолет. Это будет выглядеть как самоубийство. Да и кто меня может заподозрить? У меня нет мотива, мы почти незнакомы. А несчастье с тобою случилось слишком давно, и всеми уже забыто. Кроме меня.

Я не боюсь. Не боюсь! Не боюсь!! Все это ради тебя, Андрей, любовь моя!

Твоя навсегда, Аnnette».

11.

Они прошли уже знакомым Ане путем. Слава богу, никто не встретился им по дороге. Граф шел впереди; следуя за ним и глядя ему в спину, Аня остро ощущала исходящие от него мощь, уверенность и властность. Было как-то невозможно представить, что она, такая маленькая, хрупкая и беззащитная рядом с этим крупным сильным мужчиной, сможет через считанные минуты лишить его жизни, увидеть его распростертым на полу, услышать его последний вздох…

Комок подступил к горлу, ладони вспотели. Она сглотнула, провела руками по юбке. Еще не хватало, чтобы пистолет в самую ответственную минуту выскользнул из пальцев!

И вот Раднецкий распахнул портьеры, открыл двери и повернулся к ней, приглашая войти первой. Когда оба они оказались в библиотеке, он вновь запахнул занавеси и плотно закрыл двери, как бы отрезая себя и Аню ото всего внешнего мира.

Граф отодвинул от стола один из стульев и знаком предложил его Ане, но она отрицательно покачала головой. Он не стал настаивать, сам же присел на край стола и скрестил на груди руки. Лицо его ничего не выражало, – возможно, только легкий оттенок светской скуки, – но Аня знала, что это лишь маска, и ему не терпится узнать, почему она пригласила его сюда.

Она встала в четырех шагах от него, – достаточно далекое расстояние, чтобы он не мог напасть на нее, и достаточно близкое, чтобы не промахнуться.

– Итак, мадемуазель Березина, – произнес он, – о чем вы хотели поговорить со мною в столь приватной обстановке?

Аня начала было говорить, но рот пересох, и ей пришлось откашляться. Граф терпеливо ждал. Наконец, она сказала:

– Сначала верните мне мою записку.

– О, да. Столь компрометирующий документ в руках такого негодяя, как я, – этого нельзя допустить, – он усмехнулся, извлек из нагрудного кармана письмо и протянул ей. Она шагнула вперед, взяла записку и тут же отступила на то же расстояние.

– Ну, а теперь, – спросил Раднецкий, – когда я уже – увы! – не смогу шантажировать вас вашим письмом, – вы скажете, зачем позвали меня сюда?

Аня глубоко вздохнула. Минута была решающая. Как часто ей представлялась эта сцена: как она бросает в лицо графу Раднецкому обвинение, как держит его на прицеле и спускает курок… И вот это превратилось в реальность.

Он недостоин жить. Он негодяй, без чести и совести. Ее рука не должна дрогнуть, когда она будет стрелять в него… Но отчего тогда, когда он смотрит на нее, как сейчас, пристально и внимательно, решимость ее расползается, как снежная куча под весенним солнцем? Почему слабеют ноги, а сердце подскакивает к горлу?

«Это от страха. Но я обещала Андрею не бояться! Не буду, не буду бояться! Мое возмездие справедливо, не я должна трястись от страха, а он!»

И Аня медленно, с расстановкой произнесла: