Полли Ива - Листопад

Она вообще была, как говорят, жаворонком. Уже часов в девять вечера её начинало вырубать. Глаза зарывались, тело становилось вялым, а голова переставала соображать. Наташка, привыкшая совсем к другому режиму, вечно ругалась, когда оставалась у Светы с ночёвкой. Наташка любила долго распивать чаи, смотреть фильмы под попкорн до трёх ночи и только потом, после долгих уговоров, ложиться спать. Света же в двенадцать засыпала прямо в том положении, в котором находилась. «Скажи, вот зачем я с ночёвкой у тебя оставалась, чтобы спать?» – бурчала обычно Наташка, тормоша подругу. Но Света ничего с собой поделать не могла, зато и вставала с утра пораньше, и на первые уроки никогда не опаздывала.

– Да, сегодня, видимо, лечь пораньше не получится… – вздохнув, вслух проговорила Света, когда зазвонил телефон, а взбудораженная Наташка начала трещать в трубку с первой же секунды.

– Так, Ветка, быстро-быстро собираемся: волосёнки завить, носик припудрить, калоши на ноги натянуть – и выбегай, я скоро буду.

– Сдурела, что ли? Ты время вообще видела? Я только-только фонетику дописала. Спину ломит, будто весь день вагоны разгружала, – пожаловалась Света.

– Ну вот, дописала же, Иваныч будет рад, а теперь давай, помоги подруге, сострой милую моську и жди меня.

– Ната, – строго проговорила Света, – какая, к чёрту, моська? Куда ты намылилась в такое время?

– На квартирник. Помнишь того типа, что стишки на городской площади читал, так вот, – Наташка перешла на громкий шёпот, – он сегодня в «Паприке» мини-концерт устраивает, по заявкам.

– И? Мы тут при чём? – всё пыталась понять Света, которую неудержимо клонило в сон. Глаза закрывались, мысли путались и не могли уловить связь между щуплым городским поэтом, подражающим Бродскому, молодёжным баром, где вечно собирались школьники и студенты, и, собственно, самими девочками.

– Ветка, ты дура, что ли? – Света, во время разговора машинально нарезавшая круги по комнате, вздрогнула от визга в телефонной трубке и остановилась. – Я же тебе русским языком говорю: Коля, Паприка, коктейли, паааарни. Я не собираюсь ждать, пока принц припаркует своё парнокопытное и соизволит нажать кнопку домофона, я и сама могу нужного с лошади снять. Только вот одной стрёмно будет, поэтому ты идёшь со мной.

– А может…

– Никаких «может», – отрезала Наташка. Света уже знала, что, если подруга говорит с такой интонацией, то лучше не спорить и молча подчиниться, – через десять минут буду.

– Чёрт.

Света прошла в ванную и уставилась невидящим взглядом в зеркало. Сквозь тонкую кожу под глазами поглядывали вены, отчего всегда казалось, что она не высыпается. Длинные волосы, ещё днём гладко струящиеся по плечам, за время сидения за ноутбуком превратились в воронье гнездо, из которого, как ветки, торчали потерянные карандаши.

– Ну и почему я опять согласилась? – спросила Света у своего отражения. Отражение промолчало.

Одеваться надо было быстро: Наташка жила на этаж ниже, а значит, в любой момент могла постучать в дверь. Света, распутывая узелки, аккуратно расчесала волосы и собрала их в высокий хвост. Мазанула губы бесцветным бальзамом и натянула на себя первое попавшееся платье. В конце концов, не она же собралась поэту глазки строить…

Только она вышла из ванны, как раздался звонок в дверь.

– Ну вот, кто бы сомневался.

Пашка в нетерпении посмотрел на часы, торопя минутную стрелку. Ещё пятнадцать минут, и его смена закончится. Но по закону подлости именно на этих минутах дрожащая стрелка, казалось, зависла и отказывалась возобновлять движение. Ему нравилась работа в баре, но от любой работы хочется отдохнуть, особенно если с утра пораньше тебе на пары в университет.

– Павлик, отдай последний заказ и можешь идти, я дальше сам, – понимающе улыбнулся ему Егор, готовый заступить на смену. Он жил с мамой, которой требовалось постоянное лечение, и поэтому брался за любую работу. Кого-нибудь другого такая жизнь легко могла сломить: постоянная выматывающая работа в баре, подработка грузчиком, учёба в университете и уход за больной матерью кого угодно могут превратить в озлобленного на весь мир человека, но только не Егора. Он, несмотря ни на что, оставался добрым и всегда готовым протянуть руку помощи.

– Должен буду, – с облегчением отошёл от стойки Пашка, снимая фартук с фирменным логотипом. От обилия красного уже рябило в глазах.

– Народу сегодня много, – заметил Егор, принимаясь мешать коктейли.

– Да, тут любители творчества собрались, – снисходительно хмыкнул Пашка, задержавшись у двери в подсобку, – бородач снова будет читать свои сопливые стишки, а девки слюни с пола подбирать и написывать своим парням с вопросом, где, собственно, их романтика заблудилась.

Пашке казалось, что романтика – опция совершенно не нужная. Себя он называл материалистом и не понимал, зачем писать стихи и дарить цветы, которые всё равно завянут. Вот какой от них толк? Но мама его воспитывала «настоящим мужчиной», поэтому цветы своей девушке он всё-таки дарил.

– Ты ещё здесь? – Егор приподнял в притворном недоумении правую бровь. – Давай топай, пока я не передумал.

– Всё, уже ушёл, – Пашка нырнул в полуосвещённое помещение, недоступное для посетителей бара. В тёмной комнатушке два на три помещались вешалка, зеркало, покрытое толстым слоем пыли, и длинная синяя скамейка. Он быстрым привычным движением сдёрнул джинсовку с крючка, взлохматил пятернёй волосы и вышел.

Наташка бодро продиралась сквозь толпу ребят, танцующих прямо посреди зала:

– Нет, ну ты посмотри на них, другого места, что ли, найти не могли, танцоры доморощенные, – притворно возмутилась она, хотя и сама была не прочь пустить тело в пляс. Другое дело, что сейчас перед ней стояла не менее важная задача – протиснуться к угловому столику, у которого уже начали собираться любители поэзии.

Света пыталась не отставать, но угнаться за реактивной Наташкой было сложно. В этот поздний час народу в «Паприке» было так же много, как и днём. Из динамиков звучали негромкие испанские напевы, под которые парочки бодро отплясывали бачату. В дальнем углу ютились художники, пришедшие на неофициальный мастер-класс по мандале. Они уже закончили и собирали холсты и кисти, не отмывающиеся от засохшей краски. И, наконец, за угловым столиком, почти у самой барной стойки, расположились любители слова. Света и сама частенько мыслила текстом, не конвертируя его в образы и эмоции, но предпочитала этим ни с кем не делиться. Даже Наташка, дёргающая сейчас её за рукав, не знала о блокнотике с наивными стишками, который Света всегда носила в рюкзаке.

– Первый-первый, я второй. Приём, спящая красавица, открой свои глазоньки, – обернулась Наташка, которая заметила, что Света не торопится за ней.

Читать дальше