Татьяна Любимая - Два шага до проблем

– Вкусненько? – заглушаю в себе язвительный тон. Поглядываю на часы – Егорку пора кормить, да и соседка наверняка устала гулять с ребенком. Боюсь, что Лидия Петровна, моя палочка–выручалочка, скоро откажется брать малыша «на пару часов». Но пока мой алкаш спать не ляжет, дергаться бесполезно, иначе будет хуже. Плавали. Знаем.

Членораздельного ответа не получаю, только какое–то мычание. Муж в состоянии глубокого алкогольного опьянения. Локти широко расставлены на столе, голова почти падает. Но до кондиции «пора идти спать» он еще не дошел.

– Закусывай, Виталь, плохо же будет. Ты есть хотел.

Очень надеюсь, что той еды, которая сейчас стоит перед мужем, ему хватит.

Виталий поднимает голову, оглядывает стол. Взгляд упирается в скудную закуску. Молча берет хлеб, подносит его к носу, втягивает в себя запах. Икает. Заторможенными движениями тыкает кусок хлеба в консервную банку в месиво из рыбы и масла, ест «это», капая маслом на стол. Снова икает, но уже с полным ртом. Неприятно. Мерзко.

Молча встаю и иду к окну. Нужно проветрить комнату от исходящего от мужа и его еды амбре.

Свежий осенний ветерок мгновенно врывается в комнату, разбавляя густой перегар чарующим запахом опавших листьев. Громкое чириканье воробьев под ярким солнышком намного приятнее слуху, чем любимые песни Виталика.

Стою у окна, дышу полной грудью и мысленно выстраиваю цепочку дальнейших действий. Дождусь завтра и на трезвую голову буду выносить мужу мозг на предмет как это нехорошо – пить в одиночку, в таком объеме. А уж на какие деньги…

И какой пример он подает нашему маленькому ребенку?

Нужен ли такой отец Егору и муж мне? Одно название от его статуса.

– А где… этот… малой? – не особо разборчиво произносит муж, поднимая голову. Серо–голубые глаза мутные, он смотрит в мою сторону, но я сомневаюсь, что Виталя вообще видит меня – зрачки разъезжаются без фокусировки. Скорее всего, я сейчас для него представляю расплывчатое пятно. Или два.

– Наш сын гуляет с соседкой, – специально выделяю «наш сын». – Скоро домой вернутся. Ты ложись, котик, поспи хоть пару часиков, а я ужин приготовлю.

– С–с–с… – «котик» пытается что–то сказать, не факт, что цензурное, но не выходит и он замолкает. Кладет голову на руки и отключается.

Смотрю на это «тело» и понимаю, что дальше так продолжаться не может. Терпение на исходе. Я выходила замуж, чтобы быть счастливой, любимой, а у мужа одна любовь, и это не я.

Варя

Оставляю благоверного там, где он притулился, одеваюсь и ухожу из дома. Соседи, к счастью, разошлись, а возле подъезда уже сидит на лавочке Лидия Петровна, покачивая коляску.

– Заждались? – спрашиваю тихо, виновато улыбаясь. – Простите, что так долго, Виталя опять напился, кое–как успокоился, – оправдываюсь перед соседкой полушепотом и заглядываю в коляску. – Как Егорка? Плакал?

– Да ну что ты, милочка! Малыш у тебя ангелочек – спит да спит себе тихонечко на свежем–то воздухе. Маленьким много ли надо? Чтобы в штанах сухо было, сам сытый, да транспорт какой–никакой возил туда–сюда, – ласково улыбается женщина, и я вижу по ее глазам, что она говорит правду – мой сынок не доставил ей хлопот.

– Ох, выспится сейчас на неделю вперед, даст нам жару ночью.

Присаживаюсь рядом с бабушкой. Она убирает морщинистые сухонькие руки с поручня коляски, и теперь я тихонько покачиваю спящего Егорку.

– Спасибо вам, Лидия Петровна, – говорю вполголоса соседке. – Не знаю, как бы я обходилась без вас. Вы нам с Егоркой так помогаете, как родная бабушка, – в горле образуется вязкий комок, от которого еще и слезы наворачиваются.

– Варюша, мне же только в радость помогать тебе. А то сидела бы я одна в четырех стенах, никому не нужная на старости лет, а так хоть какая–то от меня польза.

– Вы даже не представляете, какая от вас польза. И за сыночком моим приглядываете, и подработку мне нашли. Спасибо! – Чтобы не растрогаться сильнее, набираю полные легкие воздуха и растягиваю губы в улыбку: – А еще я сегодня заработала в два раза больше! И, Лидия Петровна, я хотела бы вам отдать половину своего заработка, не отказывайтесь, пожалуйста. Это самое меньшее, чем я могу вас отблагодарить.

– Тебе что, деньги некуда девать? – недовольно заворчала Лидия Петровна, практически пристыдив меня за мои же слова. – На что мне твой заработок? Мне государство пенсию платит, чай, заслужила, а тебе сына поднимать. Сама вон… зима на носу, опять в худенькой курточке ходить будешь?

Лидия Петровна права, каждая копейка у меня на счету. Почти все заработанное уходит на сына – питание, подгузники. Одежду Егору почти не покупаю – все от Светкиных детей достается, у нее их двое – мальчик и девочка, а вещи хорошие, я и не отказываюсь. Детское пособие почти все уходит на коммуналку, а на остатки и небольшие заработки мужа мы живем.

– Простите, я не хотела вас обидеть. Просто ваша помощь так мне нужна… Был бы сынок постарше, я бы его в ясли отдала, а сама на работу пошла. Официально.

«И ушла бы от Витальки» – договорила сама себе то, что вынашиваю в мыслях уже некоторое время.

– Ну так иди. Я присмотрю за малышом, мне не сложно. Твой–то совсем не занимается сыном?

– Почти нет. Так хотел ребенка, а родился Егорка и все, потерял интерес. Не принял он его.

– Беда… – поджимает губы Лидия Петровна.

В коляске тихо посапывает малыш. Надо бы разбудить, унести домой, покормить, поиграть, но там пьяный Виталик. Поэтому я продолжаю сидеть с человеком, с которым мне тепло и спокойно. Оттягиваю момент, когда надо идти к себе.

– Я хочу уйти от Виталика, – признаюсь тихо старушке. – Как только найду работу, сниму комнату. Сама Егорку подниму.

– Если нет любви, то и жизни не будет, – кивает согласно головой моя собеседница.

– Любви нет. Я думала, что дело во мне. Что это послеродовая депрессия. Но время идет, а ничего не меняется. И самое главное, знаете, в сердце у меня пусто. Смотрю на мужа и совсем ничего не чувствую. И что делать с этим не знаю. Сын пока маленький, но он растет, ему отец нужен, но такого не хочу… Лучше уж никакого.

– Знаешь, Варенька, вот что хочешь думай, но я тебе скажу так, как вижу. Виталик не твой мужчина. Не подходит он тебе. Может, что молодой, еще не остепенился, может, по жизни никчемный, но не будет тебе рядом с ним счастья, уж поверь. Не пара он тебе.

Егорка завозился – начал просыпаться. Я поднялась, склонилась над коляской. Обожаю момент, когда сын открывает глазки, видит меня, узнает и улыбается. Вот и сейчас распахнул свои длинные черные реснички, увидел меня и расплылся в беззубой улыбке.

– Эй, привет! – ласково воркую с малышом, протягивая к нему руки. – А кто у нас тут проснулся? Маленький засоня?