Татьяна Любимая - Два шага до проблем

– И что все это значит? – с полыхающим огнем в ярко–зеленых глазах воинственно наступает на меня Варвара.

– Варь, ты чего? Что не так? – искренне не понимаю перемену в «жене».

– Все не так! Почему вы не предупредили, что вы директор этой, – делает взмах рукой, описывая круг, – кампании?

– А что бы это изменило? – дергаю губы в улыбке, продолжая шагать назад, позволяя Варе руководить положением.

– Я бы не согласилась! Я совсем не похожа на вашу жену!

– С чего ты взяла? Ты оченьпохожа на мою жену. Вот, смотри, у нас даже первый семейный скандал. Кстати, можешь кричать в полную силу, здесь отличная звукоизоляция.

– Я не могу кричать! Егорка плачет, когда кто–то повышает голос. И это… это не скандал! Это безобразие! Кто вам позволил лапать меня? И… и целовать?!

– Я тебя не лапал! Я обнимал свою жену! А целовать меня ты первая начала! Егорка, подтверди!

– Это для правдоподобности! На нас смотрела ваша хамка–секретутка! И не надо привлекать на свою сторону моего сына!

– Нашего сына! Которого ты мне впихнула в руки, прекрасно зная, что я не умею обращаться с детьми.

– Я его страховала!

– А я не знал даже как его держать!

– Но теперь же знаете?

– Что знаю?

– Как ребенка держать?

– О, да, принцип я понял, спасибо. И кстати, я тоже целовал тебя для правдоподобности! И мне понравилось!

Варя не находит что ответить на это. Остановившись, таращит глаза, не понимая, правду я говорю или шучу.

– А тебе? – смягчаюсь и намерено понижаю тембр до хрипоты. Знаю, женщинам это нравится: – Тебе разве не понравилось? Я бы повторил.

Варя

Тороплюсь домой, с радостным трепетом сжимая в кармане хрустящую синенькую купюру – аж две тысячи рублей. Нежданный подарок – помыла всего три окна, но хозяйка, поначалу критически осмотрев рамы и стекла под разным углом – нет ли разводов, осталась довольной, еще и заплатила сверху. Обещала позвать меня в следующий раз, а еще рассказать своим подружкам о «старательной девушке с низкими расценками». Мне польстила ее похвала. С тех пор, как я взялась за подработку – мыть окна, поняла, как много людей не любят это дело, а некоторые, кто живет выше первого этажа, боятся высоты и им проще нанять мойщика. То есть мойщицу. То есть меня.

Если эта клиентка выполнит свое обещание и сработает сарафанное радио, то можно рассчитывать на более–менее хороший заработок до наступления холодов. А зимой я придумаю что–нибудь еще. Надо, кстати, поблагодарить Лидию Петровну за то, что посоветовала меня своим знакомым. Еще и за сынулькой моим присматривает, когда нужно. Хорошая у нас соседка, добрая, не скандальная, даже когда мы с Виталькой шумим. Жалко ее – своих детей нет, а за меня и Егорку переживает не хуже родной бабушки. Без нее и ее помощи сидели бы мы с мужем и Егоркой на одних сухарях.

При мысли о Егорке губы сами растягиваются в улыбку. Он у меня такой лапочка. Тихий спокойный ребенок. Как только взяла его на руки, прижала к груди и поняла – мой малыш, мой и больше ничей. Через неделю ему исполнится семь месяцев. Совсем большой.

День сегодня такой солнечный, деревья золотые, небо голубое. И настроение от всего этого отличное. Я иду почти вприпрыжку по краю тротуара, потому что там больше опавших листьев. Они весело шуршат под ногами, подлетают и рассыпаются в стороны от легких пинков, и даже мои далеко не новые кроссовки смотрятся гармонично среди осенней пестрой мишуры. Болтаю пакетом с перчатками и моющими средствами в такт шагам и улыбаюсь прохожим. Ловлю ответные улыбки и заинтересованные или удивленные взгляды. Мне хорошо, пусть всем вокруг тоже будет радостно.

Сокращаю путь через дворы. Подхожу к дому, и тревожное предчувствие змеей расползается в груди при виде кучки галдящих соседей возле моего подъезда. Увидели меня, закивали, расступились и тут же окружили.

– Варюша, что же это делается?

– Варенька, мы думали полицию вызывать. Ну это же невозможно! И стучали, и звонили, и грозились – не слышит твой. Музыка орет на весь дом.

Настроение резко падает, и я возвращаюсь с небес в реальность. Так и знала. Опять жалобы на Виталю. А между тем я еще не все выслушала:

– У меня вот голова разболелась от вашего бац–бац.

– А у Светки с соседнего подъезда дети уснуть не могут.

– Разве так можно? Хоть свет вырубай.

– Вот пожалуемся в управдом, и свет–то вам отключат! Все равно, поди, не платите коммуналку–то.

Эмоциональные жалобы соседей оглушают. Искривленные недовольством лица мелькают перед глазами, и в какой–то момент у меня начинает кружиться голова. Зажмурилась что есть мочи, сдерживаясь, чтобы не закричать: «Виталик взрослый мужик! Как я могу заставить его что–то делать или не делать?.. Он вас–то никогда не слушал, посторонних людей…»

Я, кажется, побелела, потому что голоса стихли. Кто–то с одной стороны, а кто–то с другой поддерживает меня за локти, ведут до лавочки, усаживают. Теперь, когда соседи поутихли, я отчетливо слышу те самые бац–бац–бац. Сомнений нет – звуки Арии, сменившиеся Рамштайном, доносятся из нашей квартиры. Басы бьют по окнам, грозясь выбить стекла, и, кажется, вся наша старенькая панельная пятиэтажка содрогается от каждого удара бит.

– Накинулись на девку, лица на ней нет, ироды, – сочувствующе гладит меня по спине Мариванна, соседка с верхнего этажа, еще недавно кричавшая громче всех остальных. – Посиди, Варенька, отдохни. С работы идешь? – я кивнула. – Эх, не бережешь ты себя. Вон какая худенькая, слабенькая. Мужик должен так пахать и семью обеспечивать, а он ишь че вытворяет… дармоед. Ведь такой молодой, а работать не хочет. Лишь бы выпить…

– Виталик работает! То, что он официально не устроен, еще не значит, что он не зарабатывает. Вы же сами приносите ему технику, а платите чем? То водкой, то пивом, – возмущаюсь, глядя снизу вверх на обступивших меня людей, – а то и самогонкой, – останавливаю выразительный взгляд на дяде Васе из третьего подъезда, после чего он благополучно скрывается за спиной Мариванны.

– Это же он плату назначает, а нам–то что? – разводит руками женщина, кажется, из пятого подъезда. Остальные согласно кивают и поддакивают. – Мы рассчитываемся с мастером тем, что он просит.

– А просит он, к сожалению, алкашку, а не печеньки ребенку или подгузники. Так чего жалуетесь теперь? Танцуйте. Видите, какую дискотеку устроил ваш мастер? – выговариваю соседям. – Пьяный человек сам себе не хозяин, а вы хотите, чтобы он слушал кого–то, – добавляю устало, потому что спорить и объяснять что–то уже нет сил.

Я откидываюсь на спинку лавочки и закрываю глаза. Мыслями уношусь в деревню к своему дедушке. С ним было так спокойно, уютно. Ровно до того момента, когда его не стало. А потом институт, замужество, ребенок. И вроде все неплохо было, но одно маленькое откровение мужу, о котором я не раз пожалела, и жизнь резко превратилась в темную полосу. Еще не черную, но уже близко к этому цвету.