Эльвира Сапфирова - Будет воля твоя. Том 1

Прикоснувшись к дверце, отдернула руку: обожглась. Демонстративно, молча, села рядом с Тамарой.

Петр сразу включил кондиционер, пахнуло прохладой, мотор тихо и неназойливо загудел.

Погружённый в переживания Олег не чувствовал горячей обивки кресла. Мысленно был там, с ней. Она, явно, несчастлива, как и предсказал. Это сразу стало ясно, как только он окинул взглядом убитую трехкомнатную квартиру. Женщина, она и есть женщина: ни смастерить, ни починить, ни склеить. Аллергия у мужа! Это прекрасно. Но как смела все-таки не дождаться?! Ведь обещала! Кто первый погладил, к тому и ушла. Нога сама с силой дернулась и ударила дверцу машины. Петр лишь покачал головой. А Олег накрыл колено ладонью и усмехнулся: «Эх, не надо было мать слушать в тот последний вечер перед расставанием. Может, все сложилось бы иначе. Не любила?». Эти мысли и раньше терзали, мешали жить. Не стало яснее и теперь, после встречи. Ну, не спрашивать же самому об этом?!

Неожиданно пришла мысль, что надо поехать куда-нибудь отдохнуть, и там все невзначай узнать. Женщинам сделать это легче. Природа раскрепощает. Олег схватился за эту идею, даже обрадовался. «Если не любила,– размышлял он, – значит, надо поставить точку и забыть, вычеркнуть из памяти и жить дальше. Или все-таки наказать? Нет, сначала все выяснить и снять с души камень неразделенной любви. Решено».

– Ну, что, вперед? Домой, – встрепенувшись, сказал он, нарочито бодро.

На Татьяну не смотрел специально, и так ощущая на расстоянии её рвущуюся наружу злобу. Неподвижная, с отсутствующим взглядом, она была похожа на кипящий котел, готовый взорваться в любую секунду. Олег усмехнулся. Ничего, перебесится. Не мог же он один прийти к Вере?! Оглянулся и примирительно произнес:

– Зато теперь все ясно.

– Ясно? – тут же взорвалась Татьяна, будто только и ждала, когда он заговорит. – Тебе все ясно? Что тебе ясно? Значит, мы сюда переехали не из-за твоей мамы, а чтобы выяснить твои любовные переживания, да?

Казалась, она сейчас вцепится в побагровевшую неподвижную шею мужа, но побелевшие пальцы воткнулись в сиденье, боль исказила пухлые губы, в глазах стояли слёзы. Олег молчал, только видно было, как на бритом затылке часто-часто пульсировала кровь.

–Значит, ты прикрывался мамой, да? – уже кричала Татьяна, не сдерживаясь, не обращая внимания на кумовьев, привыкших к таким сценам.

– Не говори глупостей, – наконец, отозвался муж. Рано или поздно нам все равно пришлось бы переехать, не маму же тащить в холодную зиму?! И чего взбеленилась? Это не имеет для тебя никакого значения. Твой статус остаётся незыблемым. Успокойся. Томчик, объясни ты ей, что ли.

Нижняя губа Татьяны задрожала от обиды, и чтобы не заплакать, она прикусила её и откинулась на сиденье, поняла: муж все годы доказывал своей невесте, что он лучше, что это она совершила ошибку. Значит, все из-за неё и для неё. А теперешняя обеспеченная жизнь, двухэтажный дом с бассейном и зимним садом – лишь доказательства для этой курицы! А она? Где любовь к ней?

Татьяна рванула нитку жемчуга на груди. Дышать стало нечем, что-то сдавило внутри, и в глазах потемнело.

Кума суетливо брызгала в лицо теплой водой.

– Пей, ну, пей же, – говорила она, вставляя бутылку в сжатые губы Татьяны.

– Поехали, – устало сказал Олег шоферу, мельком взглянув в зеркало на заднее сиденье. – Я не все еще выяснил. Придется тебе потерпеть и помочь мне, чтобы я мог поставить точку на этом. Нужно поехать с ней в поход на денёк. Недалеко. В горы.

– Нет! Слышишь, нет! – истерично закричала Татьяна, только что лежавшая без чувств. – Я не могу её видеть! Я не хочу встречаться!

В ответ прозвучало жестко и спокойно:

– Придётся.

Глава 5 Августовское совещание

На районное августовское совещание учителей Татьяна Львовна Сошенко, миниатюрная, изящная брюнетка средних лет, пришла в деловом строгом костюме, в туфлях на высоком каблуке и, как всегда, раньше сотрудников. Ей не стоило никакого труда свободно и легко влиться в небольшой коллектив методистов: то шоколадку к чаю, то совет вовремя, то помощь в отчёте. Она умела быть незаменимой, послушной и властной, смотря по обстоятельствам. Совещание учителей района для неё – обычный рабочий день, только не в кабинете народного образования, а в Доме Культуры. Четко продуманные распоряжения рабочим сцены – и она свободна за час до начала заседания. Можно осмотреться.

Перед двухэтажным зданием, успевшим уже обветшать за долгие годы перестройки и революционных перемен – небольшая площадь, прожаренная южным солнцем и разбитая дождями.

На площадке раскинулась ярмарка. Хозяйки маленьких и больших палаток, раскладушек вертелись под палящим солнцем, с азартом отсчитывали сдачу и вновь исчезали под прилавком за дефицитным товаром: книгами и продуктами. И не понять: около каких прилавков толпится больше народу. Начальство с зимы копило учебники, методические пособия и не пускало дефицит в продажу, чтобы именно сегодня учителя почувствовали радость от покупки.

Разве можно не оценить отеческую заботу руководителей: они же хотят, как лучше. Именно поэтому учителя вынуждены прийти раньше времени, чтобы выстоять очередь, схватить в давке, не листая, очередное пособие, потратив последние рубли (их всегда не хватало после отпуска), а потом в прохладном зале рассматривать, блаженно улыбаясь, что же приобретено, выхвачено в суматохе и, листая покупку, вспоминать щедрое, заботливое начальство.

Татьяну Львовну такой товар никогда не интересовал, а потому, близоруко прищурив глаза и подняв кверху твердый квадратный подбородок, она смотрела издали на эту шумную, радостно жужжащую женскую массу, мечущуюся от одного прилавка к другому, и думала: «Интеллигенты! Никакого самоуважения! Зарплата мизер, а из школы не выгонишь. На книги набросились, чуть лавку не снесли. Нашли ценность!» Она презрительно усмехнулась и дунула, выпятив нижнюю губу, на упавшую русую прядь.

Веселые, залихватские казачьи песни гремели на всю округу, оглушали. Татьяна Львовна недовольно пожала плечами. Ее, как человека приезжего, не местного, раздражала редкостная любовь казаков к своим обычаям, Поскольку свои, русские, давно ею забыты, то в этой преданности она видела лишь навязчивую кичливость и заносчивость.

Скорее бы в зал. Августовская жара изнуряла с утра, а учителя, как первоклассники, радостные, торжественные. стекались на площадь яркими пестрыми ручейками. Для них августовское совещание – особенный день, когда вскакиваешь ни свет ни заря, суетишься в поисках самого красивого платья, выдирая из кудрей бигуди, как саднящую занозу, и сердце замирает и трепещет от предвкушения долгожданных встреч, новостей, накопившихся за лето.