Наталия Романова - Горькая полынь моей памяти

– Ну, мне странно. Поморов даже крепостничество не коснулось, на Севере не было крепостного права. У нас собак не привязывали, а вы Кариму как на цепи держите…

– Никто её на цепи не держит, просто Кариме шестнадцать лет, а Равилю двадцать шесть!

– Ох, блин, это всё-всё-всё объясняет, – залилась смехом Эля. Дамир сам понимал, насколько глупо выглядит со стороны, но ничего изменить не мог и не собирался. Если Карима выбрала Равиля, а похоже, так и было, для её же блага, чтобы всё шло именно так, как идёт сейчас.

Юнусов Равиль жёстче лояльного, способного на компромисс и понимание Дамира. Его мать религиозна, и он многое впитал от неё. Дед – турок, от него Равилю досталась восточная внешность, лишь немного сглаженная булгарской и мишарской кровью, бескомпромиссность в решениях и суждениях. Отец же Юнусова был сродни Файзулину-старшему – религиозен и традиционен ровно настолько, насколько это удобно ему здесь и сейчас. Гремучую смесь смешения культур, взглядов и традиций Равиль впитал в себя с младенчества.

Здесь, сейчас и навсегда ему необходима женщина, которую он будет прежде всего уважать, с безупречной репутацией. Та, что будет его и только его. Не только телом, но и помыслами. Женщина, подходящая ему во всех аспектах. Так что лучше Кариме подстроиться под своего Юнусова, и чем раньше это случится, тем меньше шансов, что благополучию её будущей семейной жизни что-то помешает.

Они остановились на берегу Волги, смотрели, как проплывают белые кучевые облака, отражаясь в обманчиво спокойной глади реки. Эле вздумалось искупаться, погода стояла тёплая, но не жаркая, солнце скорее ласкало, чем палило. Дамир не возражал, он тоже был не прочь окунуться в прохладную воду и поваляться на покрытом мягкой сочной травой берегу.

Слева и справа от небольшой тихой заводи шумели камыш табернемонтана и рогоз. Эля их постоянно путала и фырчала, что слово «табернемонтана» глупое. У края воды росла острая осока, проведёшь пальцем – порежешься, а сам затон скрыт был от людских глаз. Пешком сюда не ходили – далеко, даже малышня на велосипедах предпочитала мотаться на пляж, который был ближе и песчаный, где спуск удобнее и пологий подход к воде. На машине же не преодолеешь бездорожье, только на УАЗе или на внедорожнике, как у Дамира, а таких на всё село два – у него и у его отца, тот точно по кустам шляться не станет.

– Купальник взяла? – поинтересовался Дамир, смотря, как слетает лёгкое платье, падая комком к стройным ногам с тонкими лодыжками.

– Я так, – небрежно взмахнула рукой Эля, расстегнула лифчик и отбросила в сторону.

Дамир уставился на грудь второго размера, ближе к третьему. Не такая и большая, в сущности, если бы не худенькие плечи, торчащие ключицы и изящная, девичья шея. Груди призывно колыхнулись, светлые соски напряглись твёрдыми пиками и смотрели на Дамира. Следом в сторону отлетели белые трусы классического кроя с целомудренной кружевной вставкой спереди. Он проводил взглядом бельё, вернулся к соскам, опустил взор на подрагивающий плоский живот, мысленно огладил косточки и посмотрел ниже, туда, где Эля убирала волосы подчистую.

Она, зная наверняка, что Дамир не сводит глаз, видя его восхищение, сродни обожествлению, обернулась вокруг своей оси и, плавно качнув бёдрами, демонстрируя поистине шикарную задницу, двинулась к реке, чтобы заверещать от первого соприкосновения ступней с водой и совершенно по-девчачьи, неуклюже, плюхнуться в воду, поднимая сонмы брызг.

Дамир последовал за ней, также сбросив трусы на берегу, и с разгона упал в воду, хватая Элю. Руки скользнули по обнажённому телу. Вода в мгновение стала горячей, а тёплый воздух душным. Ароматы реки, травы, примятой осоки смешивались со ставшей родной горечью и лёгким запахом гари, доносившимся с полей. Где-то жгли сушняк.

Его рот мгновенно накрыл губы Эли, не давая и шанса на отступление, врезался языком, скользнув внутрь, раздвигая зубы, углубляя поцелуй настолько, насколько хватит у неё сил. Он бы целовал её дольше, жарче, глубже, жаднее.

Закончилось всё на берегу. Эля уткнулась грудью в траву, приподняв зад, выгибая поясницу, как похотливая кошка, уставившись остекленевшим слезящимся взглядом вбок, пока Дамир вбивался с остервенением, сильно, размашисто, хватая бёдра и талию, так, что наверняка останутся следы.

– Эля, что с тобой? – немного отдышавшись после бурного, продолжительного оргазма спросил Дамир. Эля казалась бледной, почти зелёной. – Тебе больно? – нужно всё-таки сдерживать себя. Девчонка совсем молоденькая, узенькая, тесная, он терял голову каждый раз, когда оказывался в ней.

– Нет, не больно, – пробормотала Эля. – Ты не чувствуешь запах?

– Запах?

– Илом воняет, сладу нет, как противно.

– Рекой пахнет… обыкновенно, – с реки доносился обычный, еле заметный запах – дуновение свежести, рыбы, кувшинок. Ни с чем не спутаешь.

– Не могу! – Эля зажала нос, её передёрнуло. Быстро вскочила на ноги, нацепила сарафан и пошла вверх по берегу, крикнув, чтобы Дамир прихватил её бельё. Сумасшедшая, абсурдная, порывистая, такой она была.

Дамир собрал вещи, засунул её трусы в карман и поднялся, крутя лифчик вокруг указательного пальца за бретельку. Белое кружево мелькало, как медлительные лопасти вертолёта. Эля сидела на траве, расставив ноги, обхватив руками голову. Ещё не подойдя, Дамир понял – ей плохо. Схватил в машине салфетки и воду и кинулся к своей поморочке.

– Я этот японский ресторан закрою! – ругался Дамир, пока Элю снова выворачивало, а он держал её покрытую липким потом голову. – Ноги нашей там не будет!

– Причём здесь ресторан? Меня ещё утром тошнило, и вчера тоже, к обеду прошло, а сегодня вот… – она снова схватилась за желудок.

Оставались сильные рвотные позывы, всё остальное давно покинуло желудок, от этого Эле становилось ещё хуже. Воду она пить отказывалась, отталкивая бутылку, со слезами на глазах уверяя, что и та воняет илом.

– Это не воняет? – осведомился Дамир, протягивая бутылку с пепси-колой. Они уже сидели в машине. Если до этого Эля была бледной, то теперь и вовсе зелёной, как примятая осока в набегающей речной волне.

– Нет, – Эля с видимым удовольствием выпила половину банки, даже порозовела немного. – Отвези меня домой, посплю, всё пройдёт.

– Хорошо, – он обеспокоенно покосился на Элю. – Когда у тебя были последние месячные?

– Не помню…

– Эля, такие вещи надо помнить! Ты два месяца живёшь половой жизнью, необходимо помнить, когда у тебя были месячные, – Дамир уже вспомнил, и результат ему не понравился. Первый раз критические дни у Эли появились примерно через неделю после их первого раза и на этом всё. Ничего. Зеро. Полтора месяца. Это может ни о чём не говорить, а может и…