Алиса Перова - Сделано с любовью

– А ты психолог, что ли? – прошипела Анастасия. – Умник! И вообще… что за интерес у тебя к моей дочери?

Опомнилась мамаша!

– Что, на экзотику вдруг потянуло? – захихикала эта самка гиены, а халатик на подпрыгивающей груди снова распахнулся.

Подобную формулировку я ещё мог бы простить Женьке, но не этой лярве.

– Вы, Анастасия Михайловна, куда экзотичнее, – я поднимаюсь со своего места.

Но мои слова неожиданно воспринимаются, как комплимент, и гостеприимная хозяйка, облизав губы, стремительно подаётся мне навстречу.

– Да неужели ты разглядел, Кирюш?

– И даже сравнил, – я предостерегающе выставляю ладонь вперёд. – Континент, откуда я прилетел, буквально кишит подобными тварями. Не провожайте, я сам найду выход.

Несколько секунд молчаливого осознания, и в спину мне полетели многоэтажные проклятья. Я не задерживаюсь, но очередная информация настигает меня в подъезде и разносится эхом по всем этажам:

– Как раз такую ты и заслужил! Наверняка она не рассказывала тебе, как из-за какого-то уголовника чуть не убила родную бабку – все зубы ей выбила! А я, дура, спасала дочь – к матери своей отправила. Догадайся теперь, где моя мать и кому досталась её квартира!..

Лязгнула подъездная дверь, отрезая меня от громкого верещания. Вот же сука! Разворачиваюсь и с размаху впечатываю кулак в шершавое металлическое полотно… и ещё… и ещё! Не легче.

В завывающем шуме ледяного ветра я с трудом различаю звуки мобильника… Сашка!

Непослушными пальцами тычу в экран…

– Саш, где вы?! Не ври мне только… Саш, я здесь, в Воронцовске… у вас дома…

Сашкин голос давно уже смолк, а я, совершенно дезориентированный, по-прежнему упираюсь лбом в железную дверь и прижимаю к уху погасший мобильник.

И вроде пришёл в себя… а там так пусто…

Кирилл

Настоящее время

Февраль

В тишине больничной палаты стрелка настенных часов громко отсчитывает секунды… Пятьдесят шесть… шестьдесят… Мой пульс заметно частит, отзываясь на воспоминания. Но я ещё не раз к ним вернусь, пока все куски пазла не станут на свои места.

И, конечно, не обо всем я смог рассказать… Уверен, что порноприключения Анастасии – совсем не то, что следует мусолить в мужской компании, особенно если эта история предшествовала появлению на свет самой необычной и чудесной девчонки. О нелепых попытках Анастасии меня соблазнить я тоже промолчал. Ни к чему компрометировать в глазах друзей будущую тёщу, даже если вся её наружность – уже сам по себе громко и призывно вопящий компромат.

Образ Айки-воровки в моей голове так и не прижился. Да бред! Женёк вон в детстве рассовывал по своим карманам всё, что радовало глаз, и вовсе не считал это воровством, пока его батя однажды не переубедил – за один вечер излечил клептоманию солдатским ремнём. А моя Айка… она слишком прямолинейна и независима – скорее уж разбойница, чем воровка. А впрочем, как бы судьба ни помотала маленькую Скрипку, для меня один хрен – не будет никого чище и желаннее.

– Кирюх, я не понял, ты там уснул, что ли? – прохрипел Женёк. – Или, может, устал?

– Нет…

– А чего тогда замолк? Что там тебе эта Александрия наплела?

– Александрина, – машинально исправляю и, игнорируя Женькин «Похер!», снова вспоминаю взволнованный и злой голос Сашки:

«Как же вы задолбали оба! Я с ума с вами сойду!.. Кир, ну прости! Конечно, ты ни в чём не виноват!.. Но Айка… она же моя сестрёнка! И она тоже… не совсем виновата…»

Я тогда ничего не понял, а Сашка разъяснить не потрудилась – как всегда, ураган эмоций – слёзы, смех, обвинения и жалобное «прости». Но вряд ли я мог и имел право упрекать её за мои собственные неудачи. Это я не смог достучаться до моей Айки. Она так не любила говорить о себе, а я не настаивал, не хотел давить и был уверен, что у меня ещё прорва времени, чтобы приручить мою дикарку… Придурок наивный!

– Кирюх! – прогрохотал Геныч. – Ещё полминуты молчания, и мне в голову полезут всякие непотребства. Что наговорила тебе эта рыжая ведьма? Она сказала, где их хер носил?

– Они были в Киеве у отца, как я и думал. Правда, об этом я и сам не сразу узнал… намного позже. А тогда… Сашка сказала, что они ещё не вернулись в Россию и раньше весны вряд ли будут. Типа путешествуют. Просила, чтобы не искал и не пытался давить на Айку… Иначе сделаю только хуже. А как, интересно, я стал бы на неё давить, если она даже номер сменила? Ну, наехал я на Сашку… пытался стрясти координаты. Перегнул даже немного… Ну а как, пацаны? Не догнав желанной цели, передвинуть финиш и тупо сделать вид, что далеко и не целился?

– О, Кирюх, как ты красиво сказал!.. Прям как Сократ! Жек, запиши!

– Ага… – усмехаюсь. – И поступил красиво… Короче, вернулся в Сидней и стал ждать весны…

Впахивал, как подорванный!.. С перерывом на сон и еду, чтоб совсем не загнуться. И дни считал… и часы… И вспоминал… Каждую минуту, проведённую вместе с Айкой. Наверное, ради таких моментов и стоит жить… И верить… знать, что всё это вернётся. Просто надо немного потерпеть. Вот только между этим прошлым и будущим так часто хотелось сдохнуть!

– … Любитель острых ощущений! – подытоживает Женёк какую-то мысль, но я не участвую. – Слышь, Кирыч, да куда она от тебя денется? Может, тебе и не стоит пока дёргаться? Ну а что… забей ненадолго, пусть прочувствует!..

Совет – мимо кассы, поэтому я молчу. Зато не молчит Геныч:

– Жек, тебе сегодня оставшиеся мозги, что ль, вынесли?! Это каким местом она должна прочувствовать? Да она уже больше года его игнорит! Или забить ещё на год, что б наша ниндзя ещё и сравнительный анализ сделала?

– Геныч, а что ты сразу в крайности швыряешься? Девчонка просто ещё маленькая и глупая… Пусть подрастёт немного…

– На сколько сантиметров, олень – до твоей танцовщицы, что ли? Жек, лучше не беси! Кирюх, положись на меня! Хочешь, я твою ниндзю тебе завтра же достану?

– «Ниндзя» не склоняется, двоечник!

– Склоним, не боись! Кирюх, ты че молчишь? – Геныч подорвался ко мне. – Слышь, сынок, тебе, может, это… сестричку позвать, чтоб укол сделала? Хоть поспишь немного…

– Не надо…

– Какой поспишь? – возмущается Жека. – Он про весну не рассказал…

– Так! – в палату вторглась крупная молодая женщина в медицинском брючном костюме. Похоже, дежурный врач. – Что здесь за шум и хождение среди ночи? Немедленно прекращайте все разговоры, больному нужен покой.

– Чего-о? – недовольно протянул Жека. – Да этот больной двадцать семь лет молчал! Когда его ещё так встряхнут, чтоб он разговорился? А покой оставим покойникам.

– А Вам, юноша, тоже не мешало бы прикрыть рот и глаза, – докторша развернулась к нему. – Вы очень неважно выглядите.