Алиса Перова - Сделано с любовью

– Хо-хо! – обрадовался Геныч. – Не обращайте внимания, Светочка, он у нас всегда так выглядит. Но зато Вы бы посмотрели, на что теперь похож кулак того фулюгана, которого наш Евгений отделал своим глазом!

Спустя минуту Геныч приобнял и вывел из палаты хихикающую Светочку.

В приоткрытое окно с воем ворвался ветер, а по стеклу снова влупил дождь. Ну и зима!

– Охренеть – февраль! – озвучивает мои мысли Женёк.

Не дождавшись ответного комментария, он надолго затыкается и сопит, как буйвол. С мысли сбивает.

– Кирюх, ну ты что, обиделся?.. – не выдерживает он молчания. Смешно. Но ржать больно.

– Я тебе девочка, что ли? Устал немного…

– Братух, ну прости, если я не то ляпнул. Ты ж знаешь, что я… – Жека шумно выдохнул. – Я переживаю за тебя, Кирюх! Ты ведь ни хрена не рассказываешь, но иногда дружеский совет может быть нелишним. Тем более братский! Знаешь, Геныч всегда говорит, что одна голова – хорошо…

– А с туловищем – куда полезнее! – распахнув дверь, провозгласил Геныч, сияющий, как золотой червонец.

– Быстро ты, Центнер! Ну че, выгулял свое туловище?

– А то! Вы хоть заценить-то успели, инвалиды? У-гу-гу! – Геныч, пританцовывая посреди палаты, изобразил руками, в каких местах у Светочки «У-гу-гу!», и сокрушенно добавил: – И вот как тут бедным пациентам успокоиться с таким-то медперсоналом?!

– Геннадий Эдуардович, как же тебя много! Присядь уже, будь добр, а то ведь в ногах правды нет…

– Ага, а в жопе её накопилось немеряно! – парировал Геныч, но всё же утрамбовал себя в кресло. – Кирюх, ты там не спишь ещё? Ты нам хотел про весну рассказать…

Не хотел. Я бы и вспоминать не хотел… Но забыть – никак.

– В марте я прилетал, – признаюсь неохотно. – Только не о чем говорить, пацаны… Я улетел в тот же день.

Моя Айка… худенькая, бледная и такая злая!.. Она как будто чужая совсем – не рада мне. Даже прикоснуться не позволила. Что не так я сделал?.. Как и я, моя девочка не слишком разговорчива… и каждое её слово – выстрел на поражение. Жду контрольный… и боюсь, как никогда в жизни. Не стала. И ушла, ни разу не оглянувшись.

Кирилл

Взбираюсь всё выше и выше… Горячими, обжигающими струями по лицу стекает дождь, застилая глаза. Ноги соскальзывают, слабеют руки, и я срываюсь вниз – в чёрную пугающую бездну. Перед глазами, будто быстро сменяющиеся слайды, проносится вся моя жизнь… как короткие обрывки сна – бесчисленные и бессмысленные. И в этой стремительной дикой фантасмагории каким-то чудом выхватываю ЕЁ взгляд… слышу голос… И цепляюсь за острые скалы, ломая кости, сдирая кожу, беззвучно рыча от раздирающей боли… Но остаюсь здесь, на поверхности. С ней… ради неё.

Сквозь собственное свистящее дыхание и громкое биение сердца в сознание продирается знакомый и очень встревоженный голос:

– Э, Геныч, глянь, он там хоть живой?

И тут же, будто стадо бегемотов, затопало по полу, сотрясая мою кровать и без того гудящую голову.

Чёрт, неужели я отключился? Или уснул?..

– Кирюха! – сипит над ухом Женёк, а рычание Геныча взрывает мозг:

– Жек, твою мать! Где эта злогребучая кнопка?!

– Да живой я, не орите, – приоткрываю пудовые веки. – Задумался просто… Попить дайте…

– Задумался он, задрать тебя в пассатижи! – ворчит склонившийся надо мной Геныч. – Хлебай давай! Ток осторожно, мечтатель хренов. Мля-а, я от таких переживаний аж все линии жизни себе погнул!

Женёк заржал, как дурной жеребец на выгуле, а я едва не захлебнулся водой.

– Я про ладони говорю, придурки! – обиженно уточнил Геныч. – Небось, какую-нибудь гадость подумали. Жек, хрен ты ржёшь?

– Думаю, что хиромант из тебя херовый. А погнул ты подлокотники у кресла, чувствительный наш!

– Кирюх, заметь, он первым перешёл на оскорбления, – Геныч отставил воду и уселся на край моей кровати, комично нахмурив брови и сложив руки на коленях. А Жека поучительно заметил:

– Хиромантия, Геныч, – это наука о линиях и буграх на твоих ладонях.

– Не-э, Жек, херо-мантия – это специальная накидка, защищающая твой любознательный бугор от нежелательных последствий! Но!.. Ежели бугор дальше твоей мозолистой ладони не путешествует, то и мантия ему ни к чему. Хотя тут важно не увлекаться, чтоб линии судьбы не постирать. А кстати!..

И внимание Геныча сосредоточилось на мне.

– Кирюх, так уж и быть, я, как твой добрый друг и очень деликатный человек, не стану спрашивать… – он делает многозначительную паузу и вопросительно смотрит на меня. – Почему мы только сейчас узнаём о твоих перелётах? Ну… мы с Жекой могли хотя бы … А-а, сука!.. Ты втихаря мотался мимо своих друзей, как хер по деревне, и ни разу не попросил помощи! Почему?!

– Кирыч, у тебя есть право молчать, – лыбится Женёк. – Но мне, если честно, тоже очень интересно.

Наверное, я должен засмущаться и растеряться под испытующими взглядами моих друзей… Но ни хрена подобного! И уж Геныч меня обязан понимать, как никто другой. Ведь он сам, стараясь быть в курсе всего, что происходит с его друзьями, собственные проблемы держит глубоко в себе. Мы все знакомы уже больше десяти лет и когда-то были свидетелями страшной трагедии, после которой наш друг сильно изменился. Сейчас-то мы привыкли и почти уже не вспоминаем, каким был раньше Гена Цветаев. И всё же кое-что осталось неизменным – Геныч по-прежнему самый надёжный друг, лучший в мире сын и высококлассный боец… А, ну да – и ещё в каждой бочке затычка!

– О чём ты ещё не станешь меня спрашивать? – интересуюсь у него, а мои разбитые губы невольно расползаются в улыбке. Наверняка то ещё зрелище!

– Твоя Айка… она что, тебя списала? Почему ты улетел в тот же день?

Хороший вопрос.

– Геныч, меня не так-то просто списать, если я против. Айка оказалась не готова к встрече и, конечно, у неё были на это причины, – мне не нравится взгляд Геныча, и я поясняю: – У неё всегда есть причины – она не капризна.

– Кирюх, только не заводись, – вклинивается Жека. – А другой мужик, к примеру – это веская причина?

Как удар под дых!

Память отшвырнула на несколько часов назад…

Я мог бы бесконечно околачиваться около старой пятиэтажки и испытывать терпение Анастасии. Помог случай – вместо Айкиной мамаши дверь мне открыл незнакомый мужик и великодушно сообщил, что Айя и девочки давно живут отдельно в собственном доме у самого леса, и при этом очень сокрушался: «Как только не боятся?!» Мужик с готовностью продиктовал адрес и даже собирался нарисовать маршрут, когда по ступенькам быстро застучали каблуки, и на четвёртый этаж взлетела Анастасия. «Кирюша, сколько лет, сколько зим!» – пропела она и, грубо затолкав моего осведомителя в квартиру, сочувственно покачала головой: «Всё успел разнюхать? Ну-ну, сходи посмотри!.. Глупый бедный мальчик! Моя дочь слишком легко променяла свою семью на богатого папика… Думаешь, у тебя есть шанс? Удачи, дурачок!»