Ребекка Пейсли - Полночь и магнолии

— Помоги мне залезть в него. Только тогда, когда я улягусь в него, я буду уверена, что он мне не лгал. А вдруг он мне будет мал и придется с хрустом подгибать мне пальцы. Это будет ужасно. — Пичи, Бога ради! — сказал Сенека. — Не складывайся туда, — попросил он ее. — Да? Если ты мне не поможешь, то я все равно испробую, — сказала она и полезла в гроб.

Она улеглась на дно, и белка ее улеглась рядышком. Это было ужасное зрелище. Она была помешана на своей смерти. Она была абсолютно и совершенно сумасшедшей.

— Пичи, — сказал Сенека. — Достаточно. Вылезай!

— Как я выгляжу? — спросила она, не слушая его.

А Сенека даже и не знал, как вытянуть ее оттуда.

— Знаешь, что, — сказал он ей, — ведь у мертвых всегда руки скрещены на груди.

Она скрестила руки на груди и спросила опять:

— А теперь как? Я тебе нравлюсь?

— Мистер Бриндиси! — раздался вдруг голос Уэйнрайта. — А где же ваша жена?

— Лежит в своем гробу, мистер Уэйнрайт, — сказал Сенека и показал на Пичи.

Мистер Уэйнрайт был почти что в шоке. Ему даже пришлось опереться на крышку гроба, чтобы не упасть. А когда понял, на что он облокотился, то отскочил, как ужаленный.

— О, Боже! Миссис Бриндиси! Вы же еще не мертвы! — воскликнул он.

— Она практикуется, — пояснил Сенека.

Он взглянул на Пичи. Та лежала с закрытыми глазами и едва дышала.

— Так быстро умерла? — поддразнил он ее. — Надо бы знать, прежде чем умирать, что тебе нужно в руках держать лилию, — сказал Сенека.

Он рассмотрел в толпе зевак женщину с корзиной свежесрезанной жимолости. Дав женщине золотую монету за цветущую ветку, он вручил ее Пичи. Взяв ветку в руки, Пичи вдруг поняла, что не ощущает ее. Но она знала, что ветка была в ее руках, она видела ее, но не ощущала ее.

— Сенека! — позвала она мужа, но губы ее еле двигались. — Сенека! — прошептала она. Она не понимала, что с нею происходило. Что-то было не так, что-то происходило плохое.

Она открыла рот, чтобы позвать Сенеку, но губы ее не слушались. Образ Сенеки начал вдруг улетучиваться и совсем исчез. Глаза ее плотно сомкнулись, и она не могла их раскрыть.

Когда Сенека увидел ее закрытые глаза, едва вздымающуюся грудь, он понял, что она разыгрывает умирающего человека.

— Пичи, — сказал он, — если ты уже все проверила, то я оценю этот твой поступок и прошу тебя поскорее выйти оттуда. Я голоден, жена, и хочу поехать домой!

Она ничего не ответила и не пошевельнулась. Мистер Уэйнрайт склонился над нею и пристально стал рассматривать ее лицо.

— Она совсем побледнела, мистер Бриндиси. Она — самая настоящая актриса. Это ж надо так побледнеть! Нет, такого мастерства я еще в жизни не встречал, — сказал он.

Но Сенека вдруг заметил, что с ее лица совсем исчезла краска. Белка начала бешено сучить лапками. Сенека занервничал.

— Пичи! Пичи! — звал он ее, но она не отвечала.

— О, дорогой мистер Бриндиси, — промямлил мистер Уэйнрайт. — Сдается мне, что она нездорова.

Сенека схватил Пичи за руку и чуть было не обезумел, когда почувствовал, что рука была холодна, слишком холодна. Он быстро вытащил ее из гроба и ужаснулся, когда ее голова повисла у него на руке.

— О, Боже! — прошептал он. — Пошлите за доктором! Пошлите за доктором! Черт побери! Пошлите же за доктором!

— Доктор Хинстон только что уехал в порт! — ответил плотник.

— Верните его! Привезите его в домик! Сейчас же!

Мистер заторопился выполнить просьбу. Сенека бережно взял Пичи на руки и, рассекая толпу, понес к фургону. Добравшись до фургона, он заметил хорошо одетого джентльмена на чудесной чистокровной лошади. Он принял мгновенное решение и бросился к всаднику.

— Мне нужна ваша лошадь! Дайте мне…

— Прочь с дороги, крестьянин! Я — граф Лисшайе, — гневно произнес незнакомец.

— А я — наследный принц Авентины, черт побери! — гневно произнес Сенека.

Граф замахнулся на него хлыстом. Сенека побагровел от злости. Опасаясь за жизнь Пичи, он подскочил к лошади и стащил графа на землю. Удерживая одной рукой Пичи, он другой ухватился за поводья и забрался со своей ношей в седло. Пичи не подавала признаков жизни. Сенека пустил лошадь сначала рысью, а затем — галопом. В считанные минуты они доехали до своего домика. Сенека осторожно вылез из седла и, спустившись на землю, бросился с Пичи в домик. В спальне он уложил ее в постель и склонился над ней. Ее золотисто-рыжие кудри разметались вокруг ее бледного лица, ее бледные губы были приоткрыты так, будто бы она собиралась что-то сказать. Сенека ждал, что ее губы сейчас оживут и что-то скажут. Но все было напрасно. Он старался уловить ее дыхание, но его дыхание заглушало все.

— Пичи! — звал он ее. — Пичи! Пожалуйста, очнись!..

— Мистер Бриндиси! Мистер Бриндиси! Я привел доктора Хинстона!

Сенека увидел двух вошедших в комнату мужчин.

— Вы пришли, чтобы спасти ее! Она… Я… Что-то случилось… Золото… Я заплачу вам золотом! — сбивчиво говорил Сенека.

Он подбежал к вазе, что стояла на маленьком столике и опрокинул ее содержимое к ногам Пичи.

— Много… Я могу дать много золота, серебра, драгоценностей. Бога ради! Я могу дать вам все, что вы пожелаете, — сказал Сенека. Он почти что потерял рассудок: руки его тряслись, глаза растерянно бегали. Доктор Хинстон попытался успокоить Сенеку. Он взял его за руку и подвел его к креслу-качалке.

— Успокойтесь, — сказал ему доктор. — И присядьте вот тут, сэр, — указал он на кресло.

Сенека уставился на кресло-качалку, вспоминая, как он прекрасно провел в нем время со своей женой, с Пичи.

— Это кресло… Нет… — сказал Сенека. — Я не… Я не хочу садиться…

— Хорошо, — сказал доктор Хинстон и подошел к кровати.

— Я подожду на улице. — сказал мистер Уэйнрайт. — Если что-нибудь понадобится… Я пойду присмотрю за лошадью графа… В общем, я буду на улице… — сказал он и быстро вышел.

Пока доктор Хинстон осматривал Пичи, Сенека ходил взад-вперед по комнате, заломив руки. Осмотр затянулся. Доктор молчал. Но почему?

— Душно, — прошептал Сенека. — Может быть, Пичи душно?

Он подбежал к окну и раскрыл его настежь.

Легкий ветерок ворвался в комнату и освежил лицо Сенеки. Сенека уловил запах земли и быстрого ручья, запах деревьев и диких животных, листьев и свежих дров.

Каждый запах напоминал ему о Пичи. Он прислушался к звукам, простым и прекрасным. Сенека хотел было выглянуть из окна, но его атлетическая фигура застряла в оконном проеме. Он приоткрыл глаза и увидел веревки. Они качались от порыва ветра.

— Посмотри на меня, Пичи!..

— Я смотрю, мой дорогой. — Эти слова стояли у Сенеки в ушах. В голове у него все перепуталось.

— Моя рогатка… — пробормотал он. — Я думал, что я потерял ее, доктор Хинстон…

Доктор Хинстон повесил стетоскоп и сказал: