Сергей Тарадин - Закон сохранения. Книга 1 трилогии «Связь времен»

Полезные ископаемые у нас интересовали любую власть, так что без куска хлеба Глеб Родионович не оставался никогда, а в полевых условиях многого и не требовалось. Искал он и руду, и самоцветы, и уран, и нефть, и золото. Одно время даже подался было в старатели на золотые прииски – до сих пор колени болели после студеных речушек Колымского края. Но, как Глеб Родионович доверительно сообщал Егору, ведомы ему места, где можно и сегодня неплохо намыть золотишка, причем не только в далекой Сибири, но и поближе, тут, на Кавказе.

– Будь побольше здоровья – непременно поехал бы, – говаривал геолог.

Был он большим любителем чая, видимо, еще с тех, гимназических времен.

– Лизонька, а завари-ка нам с молодым человеком чайку с мятой и чабрецом, – обращался к супруге Глеб Родионович, и они с Егором могли не по одному часу беседовать обо всем на свете, воздавая должное ароматному напитку и плюшкам с маком.

По праздникам к десерту обязательно добавлялись пьяные вишни, моченый терн и пирог с начинкой из тыквы с вкраплениями того же терна. Почему-то эти старинные блюда совсем не встречались Егору в его дальнейшей жизни.

Сахар к чаю употреблялся только вприкуску – твердые камушки, которые специальными щипцами кололи на маленькие кусочки, медленно тающие во рту. В магазинах такой сахар был редкостью, но Глебу Родионовичу присылали друзья из Москвы. Давней привычке, приобретенной в гимназическом дворе, он не изменял никогда – вкусы и запахи, полюбившиеся в детстве, на всю жизнь остаются самыми желанными.

Французские парфюмеры не так давно попытались найти универсальный запах, который нравился бы всем, чтобы на этой основе сделать идеальные духи. Ученые провели масштабные исследования обонятельных предпочтений людей самых разных групп и выяснили, что такого идеального запаха не существует. Те, кто провел детство на природе, выбрали ароматы с нотками трав, листвы, цветов, но те, кто вырос на асфальте, предпочли синтетические запахи, а природные оставили их равнодушными – им не с чем было ассоциировать эти ароматы.

Иногда Глеб Родионович играл на виолончели. Егора удивляло, какие сильные, низкие и надрывные звуки исторгает этот инструмент из своего деревянного лакированного чрева. Лет через десять, пробуя себя в амплуа композитора, он узнает, что так же, как в рок-группе основу звучания задает пара: ударные и бас-гитара (и сто́ит им разойтись между собой – сразу рухнет вся композиция), так и в классическом оркестре именно виолончели вкупе с контрабасами ткут основную материю звука. А всякие прочие там скрипки и флейты лишь вышивают узоры на этой ткани.

Однако пока что Егор был совсем неискушен в музыке и с интересом вслушивался в печально-тревожные мелодии, скользя взглядом по корешкам книг обширной библиотеки Глеба Родионовича.

К чтению мальчишка пристрастился в третьем классе. До этого как-то не шло. Мама даже переживала, что сына не тянет к книгам. А потом вдруг как прорвало. Особенно фантастика, про экспедиции в древние пески Марса и непроходимые влажные джунгли Венеры. Он быстро перечитал все, что было интересного в школьной библиотеке, и попробовал записаться в районную. Но там отказали:

– Мал еще, приходи классе в шестом.

Поджав губы, Егор вышел в коридор и тут не удержался, расплакался.

– Что случилось? – из своего кабинета выглянула директор библиотеки.

– Не записывают… – с трудом, сквозь всхлипы, выдавил Егор.

Директор улыбнулась:

– Не раз видела, как плачут дети, которых родители заставляют записываться в библиотеку, но впервые вижу, чтобы плакали оттого, что не записали. Девчонки, господи, да сделайте вы исключение!

У Глеба Родионовича была богатая коллекция книг. Где уж он ее хранил, пока странствовал – бог весть, но тут встречались удивительные издания. Некоторые даже рукописные. Или вот, например, первая «Большая советская энциклопедия». Она выпускалась с 1926 года специально созданным акционерным обществом, которое потом преобразовали в государственное издательство. Поначалу разогнались – решили переплюнуть царскую энциклопедию Брокгауза и Ефрона, а заодно и знаменитую «Британнику». На одну только букву «А» ушло четыре тома. Процесс растянулся на многие годы, а страна стремительно менялась. Большинство авторов были объявлены оппортунистами и посажены, а то и расстреляны. В итоге энциклопедию скомкали, ужали до шестидесяти пяти томов и, едва закончив ее выпуск в 1947 году, сразу взялись за второе издание.

В первой энциклопедии оказалась куча неувязок: в начальных томах встречались ссылки на статьи, которых не было в последующих. Зато в поздних томах Егор нашел вкладыши, которые следовало вклеить в ранее вышедшие тома – на место статей, рекомендованных к удалению. Даже давались инструкции, как аккуратно подрезать «неправильные» листы. Глеб Родионович этим инструкциям почему-то не последовал и оставил книги нетронутыми.

В пятнадцатом томе, выпущенном в 1929 году, Егор прочел, что «пресловутые гороховые законы монаха Менделя» были наголову опровергнуты трудами советских ученых Мичурина и Тимирязева. А из сорок седьмого тома, изданного в 1940-м, узнал, что – да, было некогда такое государство – Польша, но погрязло в великопанском шовинизме, затеяло агрессию и, будучи прогнившим насквозь, молниеносно пало под совместными ударами доблестного советского и германского оружия.

– Глеб Родионович! Вот вы родились еще в том веке, а живете уже в этом. А в каком веке вообще вы хотели бы жить?

– Ты, знаешь, Егор, в Китае пожелание «чтоб ты жил в эпоху перемен» считается проклятием. Но я полагаю: мне повезло. Моя жизнь пришлась на интересные времена, и вряд ли бы я захотел поменять их на какие-то другие. Любопытно было бы, конечно, посмотреть: что там будет дальше, – но это, наверное, просто желание пожить подольше, присущее нам всем. Старикам – особенно.

– А мне вот хотелось бы жить в далеком будущем! Когда будут звездолеты, роботы всякие, путешествия на разные планеты.

Глеб Родионович улыбнулся:

– Каждый век по-своему интересен. И каждый не похож на другие. Вот про девятнадцатый мы с тобой уже не раз говорили, а возьми восемнадцатый. Он совсем иной! В девятнадцатом веке народ туда-сюда по Российской империи уже вовсю сновал. Какие-никакие, а дороги все-таки появились: верстовые столбы, почтовые станции, где можно было сменить лошадей. Поезда по рельсам пошли, а это уже совсем другая жизнь. В восемнадцатом столетии всего этого и в помине не было!

Мы сегодня говорим: планета сжалась. И это правда. Гагарин облетел «шарик» за сто восемь минут! Мы можем позвонить в любой город мира, посмотреть по телевизору репортаж с края света. Можно позавтракать в Хабаровске и обедать уже в Москве! Но ведь работает и обратный отсчет: два века назад планета была неизмеримо больше нынешней! Чем труднее пути сообщения, тем длиннее ощущаются расстояния! Даже Римская империя с ее средиземноморской навигацией, мощеными дорогами и благодатным климатом в этом смысле в подметки не годилась России восемнадцатого века с ее снегами, бездорожьем и распутицей.