Янина Логвин - Упал. Очнулся. Папа!

– Эй! Кто из нас еще обслуживающий! Это ты своей юбкой здесь столы вытирала! И это тебе прямым текстом сказали, что ты опоздала! Кофе она захотела. Фиг тебе, а не кофе, поняла?! – и кукиш брюнетке показала.

– Шельма рыжая!

– Зато не крашеная, как некоторые! И не надутая!

– Нелли, Дарья, вы с ума сошли?! А ну, немедленно прекратите!

Ага, щазз! Меня в детстве столько раз дразнили из-за цвета волос, что опыт словесного пин-понга выработался ого-го! Да я только начала! Можно сказать, варежку открыла…

Ишь ты, указывать она мне вздумала!

Но Пригожева не была бы лисой, если бы вовремя не смекнула, в чью сторону повернуть негодующее личико, чтобы всерьез не получить по носу.

– Андрей, и ты это терпишь?! – взвизгнула обиженно. – Твоя секретарша только что меня оскорбила! Посмотри на нее, она с ума сходит от ревности и хочет манипулировать тобой! Ей нельзя доверять! Не удивлюсь, если она в сговоре с твоим братом! Думаешь, почему она лезет к тебе под стол и ублажает… Лицемерка!

Что?!

Я вскипела от такой лжи и обвинения. От того, какой невинной выглядела Пригожева перед мужчиной, хлопая ресницами.

Я никогда не лицемерила и всегда была предана «Сезаму». Я не заслужила… Да как она смеет такое говорить!

Если бы не Воронов, я бы ее достала, клянусь! И тогда бы уже никто не смог сказать, что помощница исполнительного директора – брюнетка. Оставила бы язву без волос!

– Ах, ты… Обманщица! Да ты же сама спелась с Куприяновым… Я всё знаю! Знаю, что вы заду…

– Молчать, Петухова! Вон из кабинета!

– Но, Андрей Игоревич, она ведь…

– Быстро в приемную! Марш отсюда! Нелли, сядь!

– Правильно, Андрей! Давно пора выставить эту нахалку вон!

Но я бы не ушла – ни за что! Боевой Петушок уже вскинул гребень и приготовился сражаться до победы. Если бы злющий Гоблин не схватил меня запросто в охапку, как куль с мукой, и не вынес под мышкой в приемную – не обращая внимание на сопротивление.

Поставив на пол, захлопнул за нами дверь в кабинет (оставив в нем Людоедочку одну), и развернул к себе лицом.

– Вы с ума сошли! – прошипел грозно в лоб, понизив голос до шепота, сверкая льдистыми глазищами. – Еще секунда, и всё выболтали бы!

– Ну и пусть! Пусть знает, что ее раскусили! Я не понимаю, Андрей Игоревич, почему вы молчите? Почему мне не верите?!

– Вопрос не в вере, а в том, что вы меня не слышите! Я же сказал, что сам со всем разберусь! Идите домой, Петухова, пока дел не наворотили! Выбросьте всю чушь из головы и спите спокойно! Я мужчина, а не сосунок, мне не нужна ваша опека. И лучше исчезните с горизонта в ближайшие пять минут, иначе…

– Что иначе? – глаза защипали слёзы обиды, а к горлу подступил ком. Ненавижу несправедливость!

– Иначе будете сидеть у меня под столом всю ночь!

Я стояла, смотрела на своего шефа, а губы дрожали…

– Ну, что еще, Дарья?

– Почему вы ей не сказали? Пригожевой.

– Что я должен был ей сказать?

– Что между нами ничего не было, конечно же!

Глаза на меня смотрели пристальные и сердитые.

– Петухова, я смотрю, вы от скромности не умрете. А почему я должен ей что-то говорить?

– Но ведь она подумала, что мы… что вы и я… что у нас с вами…

– Как интересно. Продолжайте, внимательно слушаю.

Но я замялась. Одно дело подумать – в мыслях всегда всё кажется ясным, как на ладони. И другое дело – произнести вслух то, что понятно без слов.

А Воронов словно моей заминки и ждал. Поторопил нетерпеливо:

– Ну же, озвучьте свою фантазию, потому что мне на ум ничего не приходит. Кроме того, что вы там собирали бумаги. Ведь это и раньше входило в ваши обязанности, при моем деде? Следить за документами?

Если я и была красная от всего произошедшего, то сейчас побледнела.

Мне внезапно захотелось врезать Воронову пощечину. Крепкую, такую, чтобы в ухе зазвенело. Чтобы смог почувствовать тот же обжигающий стыд от его слов, что и я.

Всё он прекрасно понимает, только ему всё равно. Плевать на меня.

Видимо, он это понял, потому что взглянул на мой поднявшийся в гневе бюст, на руку… Дернул желваками, развернул широкие плечи в сторону кабинета и бросил холодно поверх плеча:

– Идите домой, Петухова. Вы свободны.

– Я – Петушок!

Он вдруг повернулся и разозлился.

– Если вы – Петушок, то я – Курочка! – рыкнул раздраженно. – Идите уже, кому сказано! И без вас дел до черта!

Вошел в кабинет и дверью хлоп! Только стекла в шкафах задрожали. А я осталась стоять, больше не в силах сдерживать слезы.

Они и побежали по щекам – горькие и колючие, только успевай смаргивать, когда дверь в кабинет вновь открылась и Воронов вернулся. Достал из внутреннего кармана носовой платок – такой же идеально-крахмальный, как он сам, и сунул в руку.

– Еще и плакса! Вот, возьмите, завтра поговорим. А лучше спускайтесь и ждите меня на парковке. Знаете мою машину? Черный внедорожник. Я вас домой отвезу.

Снова хлопнул дверью и ушел!

Гад, хам и… бесчувственная сволочь!

Айсберг и ледышка!

А Матвей Иванович им так гордился! Говорил, что младший внук весь в него пошел. Что хороший человек.

Гоблин он хороший, а не человек! Дел у него до черта. А у меня их что, разве мало? Снова ведь в час ночи спать лягу, пока дома все дела переделаю. Или он думает, будто весь свет на нём одном сошелся?

Я с чувством высморкалась в платок.

Нет, решено – увольняюсь! Да пошло оно все к лешему! И «Сезам», и слухи, и зáговоры вместе с наследниками! Что я себе, другую работу не найду, что ли? Конечно, найду! Да хоть в агентстве недвижимости.

Подумаешь, укокошат Воронова. Так он, грубиян, сам виноват. Ну достанется «Сезам» Куприянову с Людоедочкой – убийцам-подельникам. Я-то тут причем? Меня всё равно никто не слушал.

Точно! Вот сейчас соберу все свои вещи и уйду! Где-то тут лежал старый кожаный портфель Матвея Ивановича… ага, вот! Главное, графин не забыть – подарок старого шефа. А завтра утром, как проснусь, так первым же делом заявление Гоблину и отправлю – с курьером. Пусть увольняет, лишь бы больше в глаза его морозные и упрямые не смотреть!

Уже когда пальто-пуховичок накинула, шапку надела, шарф повязала и на улицу спустилась – остановилась вдруг у торца офисного здания. Впереди через дорогу и полквартала вниз по улице меня ждала автобусная остановка (не решил же Воронов, что я и в самом деле с ним поеду? Еще чего!), а позади…

А позади лежало всё то лучшее, что произошло с моей семьей за последние три года.

Ладно, так и быть! Пусть Воронова завтра укокошивают, когда меня уже здесь не будет. А сегодня, пока я всё еще его секретарь, в последний раз покараулю пять минут за углом и дождусь, когда он уедет.

А вдруг ему моя помощь или свидетель понадобится?

Юркнув с освещенной аллейки в тень, я подошла к стене здания и выглянула за угол.