Ольга Маслюкова - Где же ты, счастье…

– Дмитрий Федорович, может, перекусите с дороги? У меня давно все готово.

– Спасибо, Марта. Я немного пообщаюсь с дочкой, дождусь Викторию, мы вместе поедим.

Марта опустила глаза и направилась на кухню, оставив хозяев наедине.

Дмитрий Федорович опустился на диван рядом с дочерью, та с грустью смотрела на него.

– Заждалась?

– Нет. Просто задумалась.

– О чем?

– О ком. Конечно, о бабушке и о тебе.

– Да, все это прискорбно. Но пойми, неизбежно. Вечных людей нет.

– В этот момент слышать от тебя такое… Не этих слов я ждала.

– Как дела на работе? – решил не продолжать печальную тему отец.

– У нас все хорошо. Александр Петрович, наверно, докладывал тебе.

– Я что-то не видел Джейка. Где он?

– На улице. С Николаем Ефремовичем.

Разговор не клеился, и они замолчали. Наконец, Дмитрий Федорович встал, покинув в недоумении дочь, направился в столовую, где ожидала Марта. Достал из шкафчика бутылку коньяка, откупорил, налил в рюмку и залпом выпил. Домработница наблюдала за его действиями молча. Волна тепла пробежала внутри тела, сняла мучительное напряжение. Мужчина подошел к окну и стал рассматривать сад, деревья, на которых висели наливные яблоки. В мыслях просил Бога избавить его от нахлынувших воспоминаний детства и юности, хотя бы пока он здесь, в родном доме. Ему казалось, что от стен веет чем-то горьковатым. Мужчина резко повернулся и хотел налить себе еще одну рюмку, но в этот момент в столовую вошли Виктория и Зорина.

– Вот все и в сборе, – засуетилась Марта.

В просторной, залитой солнцем столовой, где Зорина с бабушкой часто пили чай, кофе, домработница накрыла на стол. На белой скатерти стояла старинная фамильная посуда. Дмитрий Федорович сразу вспомнил этот изысканной фарфор. И опять какая-то неведомая сила заставила его вздрогнуть, он поежился.

– Димочка, тебе холодно? – заметила сидящая рядом Виктория и приложила ладонь к его лбу.

– Перестань, – отстранился Дмитрий Федорович. – Сколько раз говорил: не нужно со мной обращаться, как с ребенком.

В это время Марта, наполняя тарелки супом, глянула на хозяина и сурово поджала губы. Она отвела взгляд, закрыла супницу и удалилась на кухню.

– Что это с ней? – спросил Дмитрий Федорович, обращаясь к дочери.

– Третий день ходит сама не своя. Молчит, все время о чем-то думает и вздыхает. Никогда ее такой не видела.

– Да и понятно: она ведь почти всю жизнь прожила рядом с матерью. Привыкла. – Он зачерпнул очередную ложку супа и прежде, чем направить ее в рот, произнес: – А повар она отменный. Не потеряла навыки. Наша Валентина тоже вкусно готовит. Везет нам с домработницами. Согласна, Виктория?

Он посмотрел на жену, которая не отрывала взгляда от тарелки, лишь сказала:

– Да, милый. Согласна. Правда, Валентина намного младше Марты.

– Так и Марта к нам пришла совсем молоденькой девушкой.

Марта, выйдя из столовой, на несколько минут задержалась за порогом, затаив дыхание и прислушиваясь к разговору хозяина и его жены. Женщине были приятны комплименты. Она поправила фартук, провела рукой по гладко зачесанным волосам, собранным сзади в плотный валик, выпрямила спину, взяла поднос и понесла к столу второе блюдо.

День похорон показался Зорине невероятно долгим и невыносимым. После отпевания на кладбище она рыдала, слыша скрежет лопат, ухающие удары земли о крышку гроба, когда служители быстро и ловко закапывали могилу. От грохота падающих комков вздрагивали не только родственники, но, казалось, и покойница под крышкой гроба. Зорине не хотелось думать, что там, под вздрагивающей крышкой, лежит ее любимая бабушка. Услышав сбоку чей-то шепот, девушка посмотрела в сторону и увидела стоящую рядом старушку. Она вытирала сухие глаза платочком и что-то пыталась сказать стоящей рядом женщине. Она не знала этих людей. «Кто они? – подумала Зорина, – никогда их не видела. О чем шепчутся? Что-то не так?» В этот момент тишину нарушила пара ворон, птицы с громким карканьем сделали круг над местом похорон и уселись на ветку березы. Стоявшие у свежей могилы одновременно подняли головы и посмотрели вверх. Ощущение тоски и безысходности усилилось.

Когда установили крест и уложили венки, люди медленно отошли от могилы. Некоторые из пришедших торопились вернуться на работу, и потому сразу направились к машинам. Зорина стояла, вытирала слезы, не видя сослуживцев, не слышала их соболезнований. Все вокруг было окутано глухой пеленой, и вдруг, словно сквозь толщу ваты, она услышала голос отца. Он положил руку ей на плечо и сказал: «Ну все. Поехали домой».

Поминальный обед проходил в небольшом банкетном зале кафе. Присутствовали десять человек – родные и самые близкие друзья. Отец Зорины вошел позже всех и сел в центр стола. По правую руку заняла место Виктория, по левую – Зорина. Марта поставила перед хозяином кутью на тарелке. Он встал и произнес короткую речь, которую закончил словами: «Царствие ей небесное». Присутствующие выпили по рюмке водки и приступили к еде. Зорина смотрела на отца. Он не проронил ни единой слезинки, во время похорон был молчалив и спокоен. В этот миг, пытаясь его оправдать, она подумала, что отец старается не показывать свои чувства окружающим. Сама же она с трудом сдерживала рыдания, все время вытирала платочком катившиеся по щекам слезы. И только когда заговорила Марта, девушка не выдержала, закрыла лицо руками и выбежала из зала.

На следующий день после похорон за завтраком отец сказал Зорине:

– Дочка, мне нужно с тобой обсудить наши дела. Я буду ждать тебя в своем кабине через час.

Его голос прозвучал строго, как приказ, будто директор давал указание подчиненному. В знак согласия Зорина кивнула. Допив кофе, она вместе с подругой вышла из-за стола.

– Аня, давай я отвезу тебя на работу. За час успею.

– Я могу сама добраться. Маршрутка ходит часто, каждые двадцать минут.

– Нет, мне все равно ничего не хочется делать. А отец будет ждать через час. Поехали. Я успею.

По дороге подруги долго молчали, и, подъехав к зданию, Аня спросила:

– Зорина, почему вы с отцом такие отчужденные?

– Раньше он таким не был. Или я не замечала, – пожала плечами Зорина. – Может, сейчас не до любезностей. Сколько его помню, он всегда был строг и даже суров, но я знаю, он любит меня.

– Честно говоря, не увидела, чтобы он горевал и тебе сочувствовал. Ну… Как-то пожалел, обнял.

– Не знаю, Аня, не знаю. И Виктория не сказала ни слова, а ведь женщина… Что происходит? Вот сегодня и поговорю с отцом. Надеюсь, появится хоть какая-то ясность.

– Поговори, конечно, ведь он – единственный родной человек.

У Зорины сдавило горло. Она шмыгнула носом, достала платок и вытерла набежавшие слезинки.