Наталья Ручей - Мой сводный кошмар

– Докажи!

– Полезешь на елку с авоськой грейпфрутов? – спрашиваю приятеля.

Он решительно поднимается.

А я, взглянув на часы, представляю, что бы подумала Агата Юрьевна, которая страдает бессонницей. А ближайшая елка в округе растет у нее, и ветки так близко к окошку…

И что бы подумал автор романа, узнав на какие эксперименты идут люди, чтобы докопаться, где в ее историях ложь, а где правда.

Пока Макс вспоминает, где ближайшая ель, не подсказываю. Может, остынет, забудет. К тому же у меня своя миссия: я продолжаю искать доминанта.

Футбол забыт.

У меня девственница мечется от одного брата к другому. А Макс бродит по комнате, намереваясь провести эксперимент и выбирая место своей дислокации. Устав наблюдать за его терзаниями, Аня поднимается со своего кресла.

– Подожди-ка, – говорит она, усмехаясь, – будут тебе и ель, и грейпфрут.

– Откуда? – хмурится Макс, но не так убедительно, потому что диктор в телевизоре намекает на горячий момент, мяч близится к воротам противника.

– Ветки ели я видела у тебя во дворе, – пожимает она плечами, – а грейпфруты я захватила с собой, на ужин.

Она настолько хрупкая, что ей, чтобы продержаться пару недель до их первого юбилея, надо есть не грейпфруты на ужин, а мамонта в кляре. Но юркая, уже через пару минут возвращается с парой зеленых ветвей и двумя большими грейпфрутами. Под скептическим взглядом Макса, вручает ему одну из ветвей, разрезает один грейпфрут и, глядя в глаза, начинает выдавливать сок.

Пальцы тонкие, но коготки острые. Поэтому сок сочится по ее кисти, а потом капли медленно падают на ель, задевая и ладонь Макса. Улыбнувшись, Аня садится рядом с Максом, склоняет голову, делает громкий, медленный вдох, облизывает капли грейпфрута с его ладони, еще раз шумно вздыхает, поднимает голову и тихо ему признается:

– Мне нравится…. Очень…

Так, здесь с сюжетом понятно.

Поднимаюсь, ставлю обратно на стол бутылку с пивом, которую так и не начал.

– Э-э… – Макс немного приходит в себя. – Ты куда?

– Домой.

Макс рассеянно кивает, а потом чисто машинально интересуется, рассматривая девушку, которая продолжает покусывать его ладонь в грейпфрутовом соке.

– А что там у тебя? На каком моменте игра? А то пока ты дойдешь…

Взглянув на экран, пробегаюсь по строкам и честно ему отвечаю:

– Я бы на гол пока не рассчитывал. Разве что в пустые ворота.

– Ой, погоди! – окликает меня Аня, протягивает мне ветку ели, огромный грейпфрут и подмигивает. – Возьми, тоже на ком-то проверишь.

Чувствую себя странно, идя глубоко за полночь, скорее ближе к рассвету, с такими подарками. Кому скажешь, что иду от друга и после футбола, – никто не поверит.

Дома тихо.

Сна, ожидаемо, по-прежнему ни в одном глазу.

Плеснув себе немного виски, гоняю по столу оранжевый фрукт. Проверять… на ком проверять…

А после второго бокала меня неожиданно осеняет.

Литература – это ведь ответственность перед читателями.

Так почему бы не призвать к ответу самого автора и не узнать у нее напрямую: неужели ей на самом деле нравятся цитрусовые мужики? И где обещанное порно, за которое, кстати, уплачено?

Только когда приближаюсь к комнате, мелькает мысль, что Алисы может и не быть в доме.

Может, и к лучшему.

К лучшему, если бы не было.

Потому что когда я толкаю дверь ее комнаты и вижу Алису, освещенную лунным светом… Полностью обнаженную, если не считать тонкой полоски трусиков, все стирается на хрен.

Принципы, планы. Даже память, которая сигналит о том, что лучше держаться подальше, закрывается мутной дымкой, тихо скуля.

Так же тихо, как дверь у меня за спиной.

Не знаю, как мужик, с которым она встречается, отпускает ее, позволяет ей спать одной.

Может быть, он делает это, чтобы хотя бы иногда самому отсыпаться. Потому что девушка, которая нежится в лучах лунного света, – ловушка, из которой выбираться не хочется. Наоборот – в нее хочется добровольно войти.

Знаю, что не стоит этого делать, но все равно приближаюсь.

Она не слышит моих шагов.

Не чувствует моего присутствия в комнате.

Сон тихий, спокойный и – напрасно – беспечный.

Не подозревает, что эта полоска трусиков – не защита, а чистый соблазн. Хочется потянуть за них, чтобы ткань нажала на клитор, а потом сдвинуть в сторону и прикоснуться к ней пальцами.

Услышать сонный стон удовольствия, в котором не будет лицемерия – только желание. Увидеть, как она чуть подастся назад, чтобы не упустить и толики ощущений, и погрузиться в нее пальцами.

Сразу двумя, чтобы не томить ни ее, ни себя.

Растянуть ее, подготовить перед тем, как заменить пальцы членом.

И, обхватив за бедра, натягивать на себя, вырывая из ее горла новые стоны. Уже более громкие, более откровенные.

Я не знаю, как ей нравится больше, но с ней хочется попробовать все.

Ее хочется трахать без остановки, пока пульс не исчезнет.

Брать сзади, сбоку, стоя, усадить на себя, чтобы ее пышная грудь раскачивалась перед лицом, а соски напрашивались на мой язык.

Я не знаю, какого они цвета, но почему-то мне кажется – бледно-розового, еще один знак невинности, а на вкус – чистый грех.

Как и вся она – на контрастах.

Добрая, открытая, практически душа нараспашку, страшно и тронуть, – и неожиданно достающая нож из-за пазухи. И бьющая, когда отвернешься.

Невинная, которой я помню ее. И порочная, которую я вижу сейчас.

Она сама – Зазеркалье.

И да, ничего не бывает случайно. Даже выбранный ник на каком-то там сайте. Потому что сейчас я смотрю на ее тело и мне, как голодному до сметаны коту, хочется ее облизать. Облизать, укусить, оставить на ней свои метки, чтобы тот, другой, к которому она завтра уйдет, их увидел.

Тихий выдох Алисы меня остужает.

Сбрасывает с меня морок-видение, в котором я ложусь на нее, развожу ладонями ее ноги и заставляю ее почувствовать, что она в этой комнате не одна.

На хрен все это.

Только проблемы, клубок проблем, который благодаря ей распутываю уже несколько лет.

Мне привычней то, что проще, доступней, понятней. То, что мое, а не чье-то.

А ее пусть и дальше трахает любитель цитрусов и иголок. Пусть теряется в ней, а потом так же споткнется, осмотрится и поймет, что вокруг – пустота.

Кидаю на ее кровать ветку ели, грейпфрут – пусть вдохновляется, может действительно напишет что-то горячее.

Оранжевый шарик, соскользнув, медленно подкатывается к ее боку. Дыхание Алисы замирает, и я уже думаю, что она проснется, откроет глаза и увидит меня. Готовлю себя к визгу, который последует, к разборкам с семейством, которое тут же сбежится, к разговору с отцом.

Но ее взгляд, когда она поймет, что я смотрел на нее, стоит того, чтобы выждать эти пару секунд.