Наталья Ручей - Мой сводный кошмар

Я не поправил ее, хотя и заметил ошибку.

Я не предлагал начинать все заново.

Всего лишь предложил притвориться.

И я не выпустил ее ладонь, когда она захотела пройтись к пруду, хотя и видел, что там грязно, сыро после недавнего дождя, и вся эта грязь потом будет в машине. Плевать. Спустился с ней вместе, смотрел на выводок пернатых, которым до нас не было дела. И до нас, и до того, о чем говорила Алиса.

Слушал ее и хренел. Торчать за компом по пять-восемь часов, чтобы написать то, что можно прочесть за пару минут. И то, над чем кто-то, как я, может тупо поржать.

– Ты кому-нибудь показываешь то, что пишешь? – спрашиваю, с удивлением чувствуя, что начинаю закипать при одной только мысли о хейтерах, которые могут уже ее доставать.

– Мама и сестра знают, что я что-то пишу, – пожимает плечами. – Подруги – нет, они вообще не читают. Их трудно заставить прочесть даже то, что задают в школе, так что… Ты – мой первый читатель.

Пока я обдумываю, как деликатней соврать, что у нее все не так плохо, она добавляет:

– Единственный и, скорее всего, последний.

И все мои благие намерения, все мысли про ложь во спасение рушатся от этих слов и ее быстрого серьезного взгляда.

Понимаю, что она говорит об историях, а мозг воспринимает ее слова как признание.

Мне.

Единственный и последний…

Смотрю на ее губы, так пристально смотрю, что глаза начинает резать, как будто в них бросили горсти песка.

А потом поднимаю руку и провожу пальцем по ее нижней губе, которая податливо приоткрывается, и…

Блядь!

Опускаю ладонь, соврав, что мне что-то там показалось. И, жестко сжав ее руку, разворачиваюсь и тяну в сторону сладкой ваты.

Она смеется, не понимая, куда мы спешим.

А я сжимаю ее ладонь еще чуть сильнее, заставляя ее практически бежать за собой, как это делают родители с маленькими детьми. Так проще. Дурь выходит из головы. И да, так легче вспомнить, что она действительно еще маленькая.

Слишком маленькая для того, что пронеслось в моих мыслях, когда ее губы расслабились под натиском моих пальцев.

Я покупаю большой белый моток сладкой ваты, машинально передаю Алисе. А потом оборачиваюсь, натыкаюсь на ее расслабленную улыбку и беру петуха на палочке и шарик в придачу.

– Зачем? – смеется она, ничего не понимая.

Вручаю все ей и, пока мы идем к машине, смотрю на какое-то непонятное животное, которое парит в воздухе над ее головой.

– Полина уже вышла из детского возраста, – говорит она.

– Черта с два, – ворчу я угрюмо.

И ускоряюсь.

Сажусь первым в машину, не открывая ей дверь. И похрен, что ей трудно справиться с розовым чудовищем, которое не желает впихиваться в машину. Она не ноет, не просит помочь, борется с неуклюжим животным. А потом сама так же неуклюже усаживается в машину.

Это хорошо.

Это к лучшему.

В одной руке сладкая вата, в другой леденец и долбаный шарик. Этот набор помогает мне вспомнить, сколько ей лет.

Говорить не хочется, в мыслях сумбур, единственное желание – надраться, быстро кого-то отыметь и уснуть. Чтобы утром было уже все по-другому, чтобы точно остыть и чтобы то, что я хотел сделать у пруда, рассеялось мутным туманом.

Она посматривает в мою сторону, словно улавливая мое настроение. Кажется, даже шарик в ее руках затихает, а сладкая вата покрывается каплями сожаления.

Не глядя на пассажирку и не интересуясь, что нравится ей, врубаю на максимум жесткий рок.

Мы несемся по улицам – машины сами увиливают, видя скорость и марку и понимая, что не расплатятся, если вовремя не откатятся. Сквозь рев музыки мерещится, что слышу какой-то голос, но я отмахиваюсь. И только когда мое предплечье сжимают, бросаю взгляд в сторону пассажирки.

– Не так быстро, – читаю почти по губам, потому что голоса не слышно по-прежнему.

Секунда, когда отвлекаюсь на нее, приводит к тому, что я едва успеваю притормозить на красный свет светофора. Тормоза, легкий рывок вперед, а потом я с ужасом вспоминаю, что Алиса не пристегнулась, и…

– Ты как?!

– Петух улетел, – докладывает, переведя дух, потом смотрит на вату, заметно уменьшившуюся в размерах. – И подарок потерял презентабельный вид.

Это потому, что кусочек сладкого безумия теперь у нее на щеке. Стираю пальцем и сам наконец выдыхаю.

Немного на подбородке – стираю и там.

Алиса не сбрасывает мою ладонь, не пытается увернуться. Смотрит доверчиво своими глазищами, а для меня это как приглашение шагнуть в темную пропасть.

А может и похер все?

Останавливаюсь, заметив следы в уголке ее губ.

Не осознавая, что делаю, подаюсь чуть вперед. Она так близко, что я глотаю ее дыхание и понимаю, что еще секунда, еще один миллиметр – и я могу его поглотить. Рваное, затаенное и, кажется, тоже удивительно сладкое.

А потом опускаю взгляд вниз и вижу, что на ее рубашке расстегнуты несколько пуговиц. Отлетели, ослабли – плевать.

Смотрю на упругую грудь, приподнятую черным пуш-апом.

Как будто специально так – чтобы ближе к ладоням, ближе к губам, ближе к языку, которым можно пройтись по соскам.

Мне нравится, когда минимум второй с половиной, а желательно третий.

Но мне почему-то хочется провести пальцами по ее небольшой груди, сжать ее, услышать приглушенный, чуть удивленный стон, который заставит прекратить орать эту музыку.

А потом, уже потом подняться к губам и…

Да блядь!..

Отшатываюсь от нее.

Убираю ладонь.

– Поищи в бардачке, – роняю, распахивая дверь и не глядя на нее, – где-то должны быть салфетки. И да, застегнись, а то все напоказ.

Прислонившись к капоту, достаю пачку сигарет, зажигалку, пускаю дым, глядя на оживленный перекресток, куда мы едва не выскочили. Сзади сигналят, объезжая, пытаются что-то орать – похрен все.

Пускаю вверх сизые кольца, слушаю, как бешено бьется сердце под раскатистый рок.

Вторая сигарета, и так же – не оборачиваясь, выкидывая из мыслей все лишнее. Одна затяжка – минус воспоминание.

Мимо проносится черный джип, сигналит, показываю фак, не отвлекаясь от терапии. Еще одна затяжка – и можно почти спокойно дышать. Но хозяин этой тачки даже наглее, чем я. Объезжает бэху, вклинивается на тротуар, не обращая внимания на пешеходов, которые отскакивают на безопасную зебру.

Правильно, от таких, как мы, безопасней держаться подальше.

Тем более что, кажется, будет замес.

И к лучшему, потому что от сигареты уже паршиво во рту, а так разомнусь. Но неожиданно забава срывается.

– Кирилл! – Двери джипа распахиваются, и из него вываливает Макс, а следом за ним две незнакомые крали на каблуках, как ходули.

Все трое подходят ко мне, Макс представляет мне девушек, имена которых тут же стираются из памяти, и подает знак бровями, намекая присмотреться к блондинке.