Жасмин Майер - Невеста моего сына

Алена с перекошенной физиономией уходит, а я снова смотрю на невинную овечку в развратном платье.

Одна из лямок то и дело спадает с плеча, обнажая верхнюю часть высокой девичьей груди. Да, пожалуй, я очень хорошо понимаю, чем она привлекла моего сына.

Адам провожает взглядом Алену и смотрит на меня:

– А куда делась Вероника?

– Пришел учить меня жизни? Интересно, – вскидываю я бровь.

– Остынь, отец. Я пришел поговорить о деле.

Это звучит так же смешно, как его разговоры о моих женщинах. Яйцо не понимает, почему курицу так раздражает, когда кто-то учит ее жизни.

– Поговорим за ужином, – киваю я, краем глаза замечая, как с плеча Александры снова сползает лямка.

Кривая у нее спина, что ли?

Девушка не делает ни одного движения, чтобы поправить лямку. Сидит, глядя в пространство темными глазами. Необычное сочетание с белыми волосами. Должен признать, у нее яркая и необычная красота. Даже с таким цветом волос, который сейчас у каждой третьей. Платиновые блондинки были даже у меня. Когда-то.

Правда, им было лет на десять больше, чем этой.

Из-за острого голого плеча не могу сосредоточиться на разговоре. Ну же. Просто подними эту чертову лямку. У тебя так все платье сползет до талии, а ты и не заметишь.

– Александра? – произношу, не выдерживая.

Она замирает и медленно останавливает на мне свой темный взгляд.

– Да?

– Вы где-то учитесь? Работаете?

Вижу, как Адам подбирается, распрямляя плечи. Звездный час для девушки. Но сама Александра ничего не отвечает, только смотрит на меня в упор, как если бы не поняла ни слова.

У меня закрадывается нехорошее предчувствие, особенно когда она произносит:

– Я сейчас… Мне нужно… Где здесь? – она смотрит на Адама, но тот только непонятливо сдвигает брови у переносицы.

Ну и где чертова Алена, когда она так нужна? Впрочем, наверное, легче завести слуг, чем надеяться на любовницу. А еще придется разобраться с этим лично.

Указываю Александре рукой вперед и произношу:

– Пойдемте. Я покажу.

Она семенит следом, вцепившись в крохотную сумочку, я же украдкой смотрю на ее профиль. Совсем ведь еще ребенок, и как дошла до такой жизни?

– Сколько вам, Александра?

– Девятнадцать.

Голос у нее хриплый, тихий, а взгляд рассеянный. При этом она почти не смотрит мне в глаза. И ее немного шатает. Великолепный выбор, сын. Ты переплюнул сам себя.

Показываю ей на дверь туалета, жду, пока зайдет внутрь. Слышу, как шумит дверь кабинки, а потом, судя по звукам, она снова возвращается к раковинам, но за дверью все остается по-прежнему тихо.

Сжимаю челюсть и даю девчонке время одуматься и вовремя выйти, чтобы избежать того, что я собираюсь сделать. Но ничего не происходит – дверь остается закрытой, звуков воды или сушки для рук нет.

Выждав время, достаточное, чтобы вымыть руки, неожиданно распахиваю дверь туалетных комнат. Александра моментально пугается. Вздрагивает всем телом и заводит руки за спину, пряча от меня то, что держит в руках.

К сожалению, я не ошибся. Чутье не подвело.

В два шага оказываюсь рядом и прижимаю девицу к стене. Ее соски моментально упираются мне в грудь, и даже через разделяющие нас слои одежды чувствую, насколько они твердые.

Но я здесь не для этого. Так что пусть даже не пытается меня отвлечь своими прелестями.

– Покажи, что у тебя в руках.

Ее глаза расширяются от испуга, но она упрямо трясет белобрысой головой.

В два счета отрываю ее от стены и вдавливаю грудью в мраморную столешницу возле раковины, как группа ОМОН при захвате. Блестящее платье из-за нашей борьбы настолько задралось, что теперь я вижу даже округлости розовых ягодиц, когда укладываю ее прямо на голый холодный камень.

Она тяжело и нервно дышит, маняще приоткрыв пухлый рот.

– Отпустите!

– Покажи мне, что у тебя в руках. Я ведь должен объяснить сыну, почему сейчас вышвырну его девушку за дверь. А наркотики в моем доме недопустимы.

– Это не то… Что вы подумали!

Смотрит на мое отражение в зеркале черными глазищами, сверкая гневом. Чертово платье вообще не держится на ее плечах – теперь я вижу практически всю ее грудь. Увидел бы больше, если бы она не лежала на столешнице. А так довольствуюсь только краем нежно-розовой ареолы, но вкупе с ее оголенными ягодицами хватает и этого.

Член в штанах дергается, но я усмиряю желание. У меня не встанет на малолетнюю наркоманку, а еще я сделаю все, чтобы избавить сына от ее общества.

– Не то, что я подумал? Но если тебе нечего скрывать, почему ты до сих пор держишь свои руки сжатыми, пряча от меня это?

Она шипит, как разъяренная тигрица. Бьет каблуком, но промахивается мимо моей ноги. Вполголоса материт меня, прожигая черными глазами отражение. А после сдувает белобрысую прядь и… сдается.

– Ладно. Черт с вами, я покажу, – выплевывает она. – Только отпустите.

Перестаю выкручивать ей руки и отхожу на шаг назад.

Она тут же выпрямляется, приводит в порядок одежду, возвращая чертовы лямки на место, а после швыряет то, что держала в плотно сжатых кулаках, прямо в меня.

Без единого звука, как будто ничего не весит, этот предмет сначала летит мне в грудь, а после приземляется на пол между нами.

Александра тут же пулей вылетает из туалета и, проводив ее взглядом, я опускаю взгляд ниже.

На полу лежат крохотные трусики.

Конечно, они у меня были.

Я взяла на всякий случай самые крохотные, какие у меня только были, бикини-ниточки, чтобы надеть после, если из клуба мы все-таки не сразу вернемся домой.

Не знала, насколько сильно Адаму понравится мой сюрприз и какие у него дальше были планы. Обычно Адам любит гулять всю ночь, поэтому решила оставить себе место для маневра. Не то чтобы я часто прибегала к такому обнажению… Для меня и самой это было в новинку. Но Адам любил смотреть, ему нравилось касаться меня прилюдно, под столом, в темноте кинотеатра. Он никогда не заходил далеко, хотя и намекал, что совсем не против, если однажды на мне не окажется трусиков.

Ну, вот я и решилась. Все-таки это его день рождения. Мне и самой было любопытно, что я буду испытывать при этом.

Очень вовремя. Ничего не скажешь.

Может быть, я бы и смогла высидеть без белья, будь кто-нибудь другой отцом Адама, но не теперь, когда им оказался такой мужчина, как Николай Одинцов. Не понимаю, что со мной происходит, но мне точно не нравится сидеть практически голой в его присутствии.

Надеялась, трусики помогут вернуть самообладание. Но не надевать же их посреди гостиной? Мы ведь на не общественном пляже, где заняты все кабинки для переодевания. Вот и попросилась в туалет. И надо же было ему заподозрить меня в том, что я принимаю в его туалете наркотики.

Господи! Не знаю, от какого унижения сильнее горят мои щеки во время ужина – что я так паршиво выгляжу, что похожа на наркоманку. Или что теперь отец Адама точно знает, что на мне нет белья. Никакого.