Анна Христолюбова - Грехи отцов

В бывшей кордегардии князя Меншикова он долго объяснял караульному офицеру, сидевшему за столом под сенью скрещенных бердышей, что хочет видеть капитана фон Поленса и юнкера Чихачова из второй роты. Тот слушал рассеянно, то и дело отвлекаясь на заходивших в караулку офицеров, а потом и вовсе досадливо махнул рукой.

Пробегавший мимо молодой человек в кадетском мундире покосился на Филиппа, и тот, переборов смущение, окликнул его:

– Сударь, не могли бы вы мне помочь!

Услышав фамилию Чихачова, кадет замялся, забормотал невнятное и явно обрадовался, когда Филипп упомянул имя фон Поленса. И тут же вызвался проводить Филиппа до комнаты капитана.

Жилые каморы офицеров и кадет находились в западном крыле Меншиковского дворца. Филипп вслед за его провожатым прошёл через внутренний двор, служивший кадетам плацем, и поднялся на второй этаж галереи. Он с интересом смотрел по сторонам, порядок вокруг царил прямо-таки идеальный. Армейский.

Заглянув в одну из комнат, сопровождавший его юнкер прикрыл дверь.

– У господина капитана посетитель, – сообщил он и поспешно ретировался, оставив Филиппа дожидаться в галерее.

Через неплотно прикрытую дверь и впрямь доносились голоса. Размышляя, как вести разговор с капитаном, Филипп не прислушивался к происходящему за дверью, пока знакомое имя не заставило насторожиться. И через секунду он позабыл обо всём.

– Так вы не знаете, где обретается ваш кадет Ладыженский?

– Я уже устал повторять вам это! – В голосе отвечающего слышался довольно сильный акцент.

– Ничего, лучше устать от разговора, чем блох в остроге кормить, – фыркнул его собеседник.

– Это неописуемо! Вы угрожаете мне? С какой стати?!

– Вы командир роты, в которой учился Ладыженский, и вы не знаете, где он сейчас?

– Я уже говорил вам, сударь: сей кадет пропал два дня назад, накануне экзамена, и я имею все резоны полагать, что с ним произошло несчастье! Это очень серьёзный юноша, никогда не нарушавший дисциплину! Как раз нынче я известил об исчезновении генерал-директора, его сиятельство графа фон Миниха. Собирался уведомить также и генерал-полицмейстера, но из-за экзаменаций и предстоящего смотра позабыл…

– Его сиятельство графа Салтыкова тревожить ни к чему. Кадетом вашим не полиции, а Тайной канцелярии надлежит заниматься… – проговорили за дверью. – Папенька сего кадета арестован, как смутьян и заговорщик, а сынок, до́лжно, оказался проворнее и сбежал… Так вы точно не знаете, где искать этого недоросля?

Филипп услышал звук, средний между стоном и рычанием.

– Нет! – рявкнул капитан свирепо.

– Что ж, сударь, воля ваша… Но я упреждаю: вьюнош сей – государев преступник, и коли мы вызнаем, что вы к его укрывательству касательство имели…

– Я не знаю, где находится Алексей Ладыженский, – чётко, почти по слогам произнёс голос с немецким акцентом.

– Ну так коли узнаете про самого ли Ладыженского или ежели кто интересоваться тем кадетом станет, то надлежит вам немедленно сообщить о том в Тайную канцелярию. И о разговоре этом лясничать не стоит…

Филипп понял, что фискал сейчас выйдет из комнаты, и бросился к лестнице, по которой поднимался на галерею.

Свернув за угол, он налетел на рослого светловолосого юнкера, шедшего навстречу.

– Полегче, сударь! Что вы несётесь, будто за вами сарацины гонятся? – сердито рявкнул тот.

– Простите, сударь, я искал Игнатия Чихачова из второй роты…

– Поищите в Галерной гавани, – фыркнул кадет и повернулся, чтобы идти.

Филипп шагнул следом:

– Что вы хотите сказать?

– Что приятель ваш отчислен и списан в матросы, где ему самое место.

Белобрысый зло хохотнул и, резко повернувшись на каблуках, пошёл прочь.

Адмиралтейский луг был заставлен экипажами, и чем ближе карета подъезжала к театру, тем медленнее двигалась, пока, наконец, не остановилась вовсе. Приподняв занавески, Лиза с интересом глядела в окно. Зрелище и впрямь было того достойно – дворец, раскинувшийся вдоль набережной, поразил её. Лизе, что бо́льшую часть жизни провела в деревне, и обычные каменные дома в два жилья казались роскошными, а тут такое великолепство! Лестницы из белого камня, увенчанные скульптурными львами, балконы с резными балюстрадами, водостоки в виде причудливых драконовых морд и золочёные фигуры на фронтоне.

Наконец, карета в череде других экипажей подкатила к южному торцу, где располагался театр. И Лиза, сопровождаемая Элен, матушкой и воспитателем Петром Матвеевичем, вступила в Мельпоменовы владения.

В сиянии сотен свечей, пламя которых дробилось в гранях хрустальных подвесок огромного паникадила, оперный дом ослеплял роскошью. Громадный овальный зал с двумя галереями лож и партера украшали статуи, картины, и позолота столь изобильная, что Лизе показалось, будто она находится внутри огромной сияющей табакерки.

Ложа, где разместились Тормасовы, тоже пленяла убранством – на обитых китайским шёлком стенах висели полотна Буше 16 16 Франсуа́ Буше́ – французский живописец, гравёр, декоратор. Яркий представитель художественной культуры рококо. , бархатные портьеры спадали красивыми причудливыми волнами и складками. Лиза не удержалась – погладила украдкой шелковистую ткань.

Пока гости размещались, усаживаясь в мягких креслах, она с интересом рассматривала картину, на которой пышнотелая полуобнажённая прелестница плыла на спине златорогого белого быка в цветочных гирляндах. Женщина протягивала руки, но в лице её не было испуга, скорее лукавство.

Начался спектакль. Давали «Абиазара» 17 17 Расхожее (по имени главного героя) название первой поставленной в России итальянской оперы «Сила любви и ненависти». . Лиза, затаив дыхание, наблюдала за действом: такого зрелища она себе и вообразить не могла! Наряды, в которых прохаживались по сцене актёры, певшие на непонятном, но очень приятном для слуха языке, пришлись бы и государыне. Во всяком случае, так казалось Лизе. Одно было плохо – никак не удавалось понять, отчего полный человек в сверкающей каменьями чалме гневно потрясал кулаками над головой коленопреклонённой девы в струящихся шелках. Чем она ему не угодила?..

Неожиданно Элен сжала Лизин локоть и тихо шепнула, касаясь уха губами:

– Посмотри в ложу напротив.

Взглянув, Лиза увидела статного пожилого господина и молодую красавицу в платье из переливчатой парчи. За спиной дамы сидел ещё один мужчина, но лицо его скрывала тень портьеры. С ревнивым восхищением Лиза разглядывала даму – встречается же подобное совершенство! Казалось, лицо её было творением гениального ваятеля, а не живой плотью – им хотелось любоваться, и странно было представить, что оно может разговаривать, или жевать.