Анна Христолюбова - Грехи отцов

А может, это его вина? Конечно, кто он такой, чтобы подобная женщина его любила? Бедный кадет, мечтающий о чине поручика… Смешно! Она богиня! Умная, красивая, страстная!

Но тогда зачем? Выходит, прав отец, и ей нужен был лишь его любовный пыл… И, насытившись, она бросила его, как швыряют на землю яблочный огрызок…

Отец… Их последняя встреча была ужасна. Окаменевшее, мрачное, совершенно чужое лицо вновь, в который уже раз за последние две недели, всплыло в памяти. Только теперь обиду и боль заглушал стыд. Отец был прав. Она никогда не любила Алексея. Она лишь развлекалась с ним…

Злые слёзы выступили на глазах, руки сжались в кулаки. Он сделает карьеру! Он станет генералом, а может, и фельдмаршалом! Она ещё пожалеет, что так обошлась с ним!

Тут Алексей вспомнил, что, скорее всего, службу ему придётся начать солдатом, и застонал.

Какой же он был идиот, господи! Ведь даже Игнатий Чихачов – Игнатий, считавшийся самым беспечным, самым безугомонным кадетом, шалопут, притча во языцех, которой стращали учащихся младших классов – убеждал его не делать глупостей!

Наконец, Морфей 12 12 Бог сна в древнегреческой мифологии. всё же сжалился над Алексеем. Болезненные, точно синяки, мысли начали путаться, отступать, и Алексей провалился-таки в утешительное небытие.

Открыв глаза, он не сразу понял, где находится. Комната тонула в вечернем сумраке, а сидящий возле постели человек показался смутно знакомым, но кто он, Алексей не помнил.

Ах да… Молодой князь Порецкий. Просто удивительно, как этот юноша походил и одновременно не походил на своего отца… Те же черты лица, только совсем молодые, но вместо надменного горделивого взора – потухший взгляд утомлённого жизнью старца.

– Добрый вечер. – По губам князя прошла улыбка, бледная, как зимнее небо, но в карих глазах Алексей заметил беспокойство. – Как вы чувствуете себя?

– Уже совсем хорошо. – Он постарался придать голосу бодрости и невольно поморщился – так фальшиво прозвучало заявление.

Но собеседник, похоже, этого не заметил. Отчего-то он сделался мрачен, засуетился, встал. Пряча глаза, прошёлся по комнате, зачем-то переставил с места на место гранёный пузырёк с микстурой от вчерашнего эскулапа и, наконец, повернулся к Алексею.

– Скажите, Алексей Фёдорович, Фёдор Романович Ладыженский не приходится вам родственником? – Тон у князя был странный.

– Это мой отец. – Алексей нахмурился.

Князь вдруг побледнел, но глаза прятать перестал.

– А нет ли в Петербурге другого человека с таким именем? – спросил он тихо.

– Насколько я знаю, нет. – Алексей напрягся. – Что с моим отцом?

– Ваш отец был вчера арестован.

Гость облегчённо выдохнул, окаменевшее лицо его ожило.

– Как вы меня напугали… – Он взглянул на Филиппа сердито. – С чего вам пришла в голову подобная нелепица?

– Отец и мачеха обсуждали это за завтраком. – Филипп говорил тихо, резкий тон гостя почему-то не обидел его.

В лице Ладыженского вновь мелькнула тень беспокойства.

– Рассказывайте! – приказал он.

Филипп кратко изложил услышанное за столом.

– Тайная канцелярия? Комплот? Что за ерунда! Отец в жизни не интересовался политикой… – Ладыженский сел на постели. Теперь в глазах его стояла тревога.

– Быть может, он просто не рассказывал вам о своих делах?

– Да нет же! Вы не понимаете… Сие попросту невозможно! Отец – бывший офицер, он присягал государыне. Он всегда считал, что государь послан Богом. Когда государыня взошла на престол, отец был против кондиций 13 13 Императрица Анна Иоанновна вступила на престол после смерти единственного прямого потомка Романовых мужского пола – Петра II. До этого Анна была вдовствующей герцогиней Курляндской. Группа аристократии – Тайный Верховный совет, пригласила Анну на Российский престол в обход цесаревны Елизаветы, решив, что намаявшуюся в скудности на чужбине Курляндскую герцогиню будет проще подчинить своей воле. Для этого её заставили подписать свод соглашений, ограничивающих самодержавную власть – кондиции. Однако впоследствии Анна при поддержке гвардии и дворянства, не одобрявших затею «верховников», те кондиции «изодрать изволила», и ограниченной монархии в России не случилось. – говорил, России нельзя без абсолютства 14 14 Самодержавия. ! Он не может быть заговорщиком, он прямой и честный человек! Это ошибка или чья-то злая шутка…

Филипп исподлобья следил за гостем. Тот внезапно замолчал на полуслове и, хмурясь, уставился на собеседника.

– Кажется, это не всё, что вы хотели сказать мне? – он смотрел напряжённо и вместе с тем, словно бы умоляюще.

– Три часа назад здесь был экспедитор Тайной канцелярии с двумя солдатами. И разыскивали они… вас.

С минуту Филипп и Алексей Ладыженский смотрели друг другу в глаза.

– Тогда почему я ещё здесь? – Голос Ладыженского внезапно осип.

– Так получилось, что я не успел сообщить отцу о вашем присутствии в доме. Дворня вас не видела, и, кроме меня и Данилы, про вас никто не знает…

– И… вы ничего им не сказали? – В тоне гостя послышалось удивление.

– Я хотел поговорить с вами.

– Что они сообщили?

– Ничего определённого, – Филипп вздохнул, – только то, что ищут вас. Раз вы не осведомлены о делах вашего батюшки, то вас наверняка разыскивают, как свидетеля. Вы же самый близкий ему человек…

– Я должен ехать в Петербург. – Ладыженский начал вставать. – Вы позволите воспользоваться вашим экипажем?

– Я бы рад, но моя карета ещё вчера здравствовать приказала, а отец с мачехой уже уехали в столицу. Кроме того, вам сейчас не стоит трястись по колдобинам – откроется кровотечение.

– Значит, я поеду верхом! – Гость встал, с трудом удерживая равновесие. – Свободная лошадь в ваших конюшнях, надеюсь, найдется?

Филипп видел, как побледнело его лицо, глаза будто запали, а нос заострился. Сделав пару шагов, Ладыженский вдруг пошатнулся и потерял сознание, Филипп едва успел подхватить его.

Обморок длился недолго, лишь только Филипп вместе с молчаливым хмурым Данилой переложили раненого на постель, как тот открыл глаза.

Он, было, вновь попытался подняться, но тут же бессильно откинулся на подушку, губы посерели, а на лбу выступила испарина.

– Вы не сможете никуда ехать в ближайшее время, – констатировал Филипп со вздохом.

– Я должен! – сквозь зубы процедил Ладыженский.

Но было совершенно ясно, что это – лишь пустые слова. Дабы осознать сие, гостю потребовалось некоторое время, по истечении которого в его сухом, отстранённом тоне зазвучала растерянность:

– Но что же делать? Я не могу оставаться здесь.

– Почему?

– Как я могу скрываться, если отец в беде? Да и потом, у вас и ваших близких могут быть неприятности из-за меня…