Анна Христолюбова - Грехи отцов

Предприятие это было весьма авантюрным, поскольку здесь квартировал Преображенский Ея Императорского Величества лейб-гвардии полк. Отношения между гвардейцами и кадетами отчего-то не сложились с самого начала и со временем переросли в настоящую войну.

Впрочем, день четырнадцатого февраля выдался ветреным и хмурым. С неба сыпал не то дождь, не то снег, от Невы тянуло мозглым холодом, и праздношатающихся на улицах обнаружилось немного.

В бане было малолюдно, женщин не оказалось вовсе, чему Алексей искренне порадовался.

Игнатий Чихачов, влияния которого так опасался капитан фон Поленс, тут же устроил весёлую потасовку и фехтование на вениках. С дисциплиной у Игнатия всегда было туго. С самого поступления в Рыцарскую Академию, как романтически именовал своё детище её начальник – фельдмаршал Миних, Игнатий балансировал на грани отчисления. Какой эквилибристический талант позволял ему седьмой год удерживаться на этой меже, Алексей не знал.

Вместо форменного кадетского мундира, зелёного с красными отворотами, Игнатий щеголял обычно в чёрном штрафном кафтане. Впрочем, кафтан этот, в который облачали самых отпетых озорников, призванный играть роль позорного столба, Игнатий носил гордо. И даже похвалялся, уверяя, что почитает его своего рода наградой, сродни ордену, в знак признания заслуг.

Первые годы, пока был мал для серьёзного наказания, половину трапез он проводил за штрафным столом, крытым рогожей, на воде и сухих корках. Став старше, познакомился со всеми без исключения средствами вразумления непослушных отроков: и под арестом сиживал, и под ружьём стоял, и на хлебе с водой пробавлялся, и экзекуции его стороной не обошли. Фухтелями 1 1 Фухтель – плоская сторона клинка. Одновременно так назывались телесные наказания, представлявшие удар по спине плашмя обнажённым клинком шпаги. бит бывал не однажды. А уж в домовые отпуска для встречи с семьёй не ходил, кажется, ни разу.

Невзгоды эти, впрочем, Игнатия не огорчали – скорее, закаляли и склоняли к философскому взгляду на жизнь. И рапорты полковых надзирателей по-прежнему пестрели жалобами на его «бесчиния и непотребства». Его бы давно списали в солдаты, если бы не живой и пытливый ум, каковым мало кто из кадетов мог похвастаться. В науках Игнатий был первым в академии.

После бани, распаренные и разомлевшие, юнкера завернули в трактир. Тоже, конечно, с подачи Игнатия, заявившего, что выпить после бани чаю – первейшее дело. Посещение трактиров не одобрялось начальством, но категорически не запрещалось, в отличие от кабаков и кофейных домов.

Возвращались уже совсем затемно. Погода окончательно испортилась, ветер пробирал до костей. Молодые люди, ёжась, спешили в сторону разведённого на зиму Исаакиевского моста, где по невскому льду пролегал зимник и за копейку с человека можно было нанять сани для переправы на северный берег.

Дверь приземистой хибары, сквозь слюдяные оконца которой тускло сочился свет, распахнулась, едва не ударив одного из кадетов. Изнутри пахнуло спёртым духом пота, дрянного кислого вина и квашеной капусты. Наперерез молодым людям вывалились четыре тёмные, шумливые фигуры.

Шедший первым, налетел на одного из юнкеров и пошатнулся. Впрочем, если судить по густому духу, разлившемуся в воздухе, с ног его сбило не столько столкновение, сколько принятая на грудь амброзия. Треуголка вместе с париком съехала на бок, и вид у гуляки был скорее комичный, нежели угрожающий. Однако впечатление оказалось обманчивым. Он отшвырнул юношу с неожиданной силой так, что тот отлетел на добрых пару саженей и, не удержавшись, шлёпнулся в снег.

– Куды прёшь?!

Игнатий заступил ему дорогу:

– Эй, ты, пьяная скотина, товарища не тронь!

– Ге! Да то ж кадеты! У, пёсьи дети! Бей их, робяты!

Лязгнули клинки, в мгновение выдернутые из ножен, и ощетинились двумя шеренгами убийственных жал. У гвардейцев, а это, разумеется, оказались они, шпаги были длиннее, но из четверых трое едва держались на ногах.

Впрочем, особого перевеса в силе это не давало, поскольку из пятерых кадетов, хоть и совершенно трезвых, ловко обращаться с оружием умели лишь двое.

Со звоном скрестились клинки, ругнулся дурным словом Игнатий – шпага гвардейца порезала левую руку.

Из кабака поглазеть на потеху потянулись завсегдатаи, и, разделясь на два лагеря, принялись подбадривать дерущихся. Самого трезвого из гвардейцев Алексей взял на себя. Тот орудовал клинком ловко, но без задора, точно находился на плацу во время экзерциции. В сумраке Алексей видел лишь контур горбоносого лица, поблёскивающие в темноте глаза да курчавые волосы, выбившиеся из-под треуголки, слишком короткие и тёмные, чтобы быть париком.

Один из гвардейцев, поскользнувшись, рухнул в грязную жижу, да так и остался в ней лежать, отчаянно матерясь от обиды и разочарования. Зеваки под локотки оттащили его к стене.

– Тикайте, хлопцы, стража! – крикнули вдруг в толпе, и кабацкий люд бросился врассыпную – мало кому хотелось встречаться со стражниками. Не прошло и минуты, как возле кружала не осталось никого, кроме давешнего вояки, павшего в поединке с Бахусом 2 2 Бахус – бог виноделия в древней Греции. .

Шеренга дерущихся раскатилась в разные стороны. Противник Алексея, первым сунув шпагу в ножны, велел своим товарищам: «Уходим». Они подхватили под руки скорбно матерящегося приятеля и бегом бросились в темноту.

Кадеты же, не дожидаясь блюстителей порядка, побежали в противоположную сторону.

Уже на середине Невы, сидя в розвальнях, которые споро тащила приземистая и лохматая, как мамонт, лошадёнка, Алексей хмуро глянул на раскрасневшегося Игнатия. Глаза однокашника задорно блестели.

– Ты зачем в драку полез?

– Чего ты бескуражный такой, Ладыженский? Поди, там, где ты прошел, три года куры не несутся. От тоски. – Он фыркнул выразительно. – Нешто им спускать было? Нет, вот ей-богу – кабы не знал, что ты на курсе первый фехтовальщик, решил бы, что трусишься!

Он поковырял пальцем дырку на рукаве кафтана, вздохнул раздумчиво:

– Опять биту быть. Эх, не везёт мне, сироте…

– Почему вы не доложили о нарушениях дисциплины во время вчерашнего увольнения? – Глубоко посаженные глаза из-под нахмуренных бровей смотрели сурово.

Комната фон Поленса представляла собой образчик истинно немецкого педантизма. Казалось, даже мебель в ней построилась по ранжиру. И тем более нелепым, словно жирафа в строю драгунского полка, смотрелся стоящий посередине стул, на спинке которого висел длинный, с остзейской тщательностью завитый парик.

– Нарушений дисциплины не было, господин капитан! – отрапортовал Алексей, с трудом оторвав глаза от парика.