Анна Христолюбова - Грехи отцов

Трясло экипаж немилосердно. И Лиза уже через четверть часа почувствовала дурноту – её всегда укачивало в пути.

Элен и Соню такая езда ничуть не утомляла. Обе были довольны и румяны, а каждый новый толчок, от которого они валились друг на друга, вызывал у них лишь взрыв весёлого смеха.

Едва карета выехала из ворот монастыря, где Лиза с сестрой провели последние два месяца, как Элен впала в эйфорию, граничащую с буйством. Она пела, смеялась, тормошила Лизу с Соней и вообще вела себя, точно дитя.

Сейчас, в конце длинного и утомительного путешествия, Элен заметно поутихла, но по-прежнему пребывала в отличном настроении. Тосковать и скучать она не умела и даже в обители находила силы и время для милых проказ. Причём монашки отчего-то не сердились на неё, а только улыбались грустно и немного устало.

Отсутствие кислого лица фрау Шмулер тоже добавляло прелести поездке. Лиза искренне старалась посочувствовать гувернантке, отравившейся солёными груздями, но отчего-то сочувствие получалось ненастоящим, как оловянная ложка, покрытая серебром.

Путешествовать в компании дворовой девушки Сони было куда как приятнее: Лиза чувствовала себя взрослой дамой в сопровождении камеристки, а не девчонкой под надзором воспитательницы. Элен же, казалось, и вовсе ни о чём таком не задумывалась, просто радовалась неожиданной свободе, весне, солнечной погоде и возвращению домой.

Внезапно карета дёрнулась, вызвав у Лизы очередной приступ головокружения, и остановилась. Снаружи послышались голоса. Мигом перестав смеяться, Элен испуганно взглянула на сестру. Хоть в этих местах и не слыхали о разбойниках уж лет пятнадцать, случиться могло всякое. Впрочем, рассудив, что при нападении шума было бы гораздо больше, Лиза успокоилась и выглянула в окно.

Лес вдоль дороги чуть шевелил ветвями, словно ёжился от свежего ветра. Деревья стояли покрытые той едва уловимой зеленоватой дымкой, будто разлитой в воздухе, когда каждая отдельная веточка ещё голая и тёмная, а все вместе они словно укрыты прозрачной изумрудной мантильей.

– Прошу вас! – совсем близко проговорил взволнованный мужской голос. – Пожалуйста, помогите!

Кучер Демьян прогудел в ответ суровым басом. Тон его был извиняющимся, но непреклонным:

– И не просите, барин. Доберёмся до мызы, пришлём к вам дворовых в подмогу.

– Да не могу я ждать! – закричал незнакомец, в тоне его звучало отчаяние. – Говорю же тебе – там человек умирает!

Девицы в карете притихли, точно мыши в буфете, только таращили на Лизу испуганно-восторженные глаза.

– Что случилось, Демьян? – решительно крикнула Лиза. В конце концов, хоть и на полчаса всего, но она старшая.

Спустя мгновение к окну подъехал всадник на гнедой лошади. Увидев Лизу, он спешился, снял шляпу и поклонился. Лиза отметила тонкие черты лица и взгляд чуть свысока, безошибочно выдававший человека благородного происхождения.

Ему было лет двадцать, оценила про себя Лиза. Довольно высок и широкоплеч. Кафтан, запылённый и не слишком новый, сидел на молодом человеке так, что тот казался стоящим не посреди лесной дороги, а на паркете бального зала. Густые, немного вьющиеся тёмно-каштановые волосы в косых лучах закатного солнца отливали золотом. В кофейных глазах, отороченных частоколом очень густых и коротких чёрных ресниц, Лизе почудилась затаённая тоска.

Лицо незнакомца было озабоченным, даже расстроенным, и он смотрел на Лизу умоляюще.

– Князь Филипп Андреевич Порецкий к вашим услугам, сударыни. – Он мельком скользнул глазами по Элен, что выглядывала из-за Лизиного плеча, и вновь обернулся к Лизе, признав за ней главенство. – Простите мою бесцеремонность, но вас сам бог послал! Мне очень нужна ваша помощь! Вернее, не мне… – Он смешался и заговорил быстро, точно боялся, что барышни не дослушают и уедут. – Здесь в лесу раненый, он без сознания и не может ехать верхом. Будьте милосердны, позвольте довезти его в вашей карете. Хотя бы часть пути – до ближайшей деревни или мызы.

– Ну конечно же, сударь, – отозвалась Лиза. – Вам нужна помощь, чтобы донести его до кареты? Прохор, помоги его сиятельству.

– Барышня! – возопил с козел Демьян. – А что скажет ваша маменька? Мы барыней в охранение вам дадены, и беспорядство этакое она б уж точно не одобрила!

– Какое беспорядство? – не поняла Лиза.

– А такое! Чтобы чужие господа с молодыми девицами в одной колымаге разъезжали!

– Что ты говоришь?! – От возмущения у Лизы загорелись скулы. – Матушка отказала бы в помощи умирающему человеку? Ты в уме ли, Демьян? Прохор, ступай, тебе сказано!

Она метнула сердитый взгляд и в лакея. Тот, впрочем, не возражал и на безнравие не сетовал – стоял, помалкивал, а получив приказание, соскочил с лошади и отправился вслед за князем.

На козлах, похожий на большого сердитого ежа, возмущённо пыхтел Демьян, категорически не одобрявший хозяйского легкомыслия.

Прошло добрых полчаса, прежде чем Филипп и двое слуг, тащивших на руках раненого, появились возле кареты.

Молодого человека устроили на сиденье экипажа, подложив под голову сложенный плащ. Девицы, все три, разместились напротив. Филиппу пришлось тоже остаться в карете, чтобы при тряске раненый не свалился. Он присел на край скамьи, придерживая неподвижное тело.

Проведённый военный совет при участии Данилы показал, что мыза Торосово, куда ехали юные дамы, находилась в пятнадцати верстах от отцовского имения и по крайней мере половину оставшегося расстояния им было по пути.

Демьян встал насмерть, заявив, что повезёт князя и его спутника только после того, как доставит домой барышень, и никакие уговоры, посулы и призывы к милосердию не смогли поколебать его упорства. Воспоследовали препирательства, но сердитый Демьян одержал победу. Как ни гневалась барышня, как ни сверкала на мужика глазами, тот твердил, набычившись:

– Я вам, сударушка, не извозчик какой! Мне за вами дозирать самой барыней велено! Вот до дому вас доставлю, так там хоть на звезду Плутоний. А дозде с места не стронусь!

Одержав, таким образом, викторию, Демьян независимо шлёпнул вожжами, и карета неспешно тронулась.

На некоторое время воцарилось настороженное молчание, молодые люди украдкой изучали друг друга.

Боясь показаться бесцеремонным, Филипп рассматривал барышень очень осторожно. Не было сомнений, что они сёстры, и, скорее всего, близнецы. Филипп сам не знал, откуда взялась такая уверенность – внешне девушки были не слишком похожи друг на друга.

Первая казалась серьёзной и строгой, даже немного чопорной. Вся будто накрахмаленная, волосы тщательно убраны под чепец, красиво очерченные губы плотно сжаты, брови чуть нахмурены. Осанке позавидует и королева. В полумраке кареты глаза казались почти чёрными.