Ашира Хаан - Одноклассники бывшими не бывают

– Илюш, не нальешь мне еще шампанского? – проворковала Наташка прямо Соболеву на ухо. И прижалась еще теснее. Ничего особенного, но буквально за три минуты она добралась с ним до стадии, до которой мы не дошли и за пару предыдущих часов.

Никогда я такому не научусь, просто никогда!

– Конечно! – легко откликнулся он.

Забрал у Наташки стаканчик, открыл новую бутылку, положил на тарелку несколько ягод клубники и винограда, хотя она не просила.

Поставил перед ней…

И отошел. Ко мне.

Сел рядом на свободное место, чокнулся своим шампанским с моим и спросил:

– Тебе тоже понравилась та тусовка?

– А ты разве на ней был? – изумилась я.

В огромном загородном доме, роскошном даже по нынешним временам, можно было спрятать половину нашей школы, но уж Илью-то я бы заметила!

– Все были. Меня Варька пригласила, чтобы точно не отказался. Хотели огромную вечеринку, как в американских фильмах. Но я быстро ушел.

– Как это ушел?.. – я растерялась. – Там даже автобусы не ходили, нас в «Газели» привезли-отвезли.

– Ну так… – В серых глазах заискрился смех. – В шестнадцать лет бешеному лосю двадцать пять километров не расстояние.

– Ты псих… – пробормотала я.

– Просто не люблю дешевых манипуляций.

Мне показалось или при этом он посмотрел на Наташку, через весь класс прожигающую нас взглядом?

– Кстати! – совершенно некстати вылез Денисов. – А помните, мы на выпускной делали такую огромную стенгазету с фотками и там все писали, кем хотят стать, а остальные приписывали, как им кажется, сбудется или нет? Вот бы сейчас это перечитать!

– Я помню, что хотела стать певицей, – рассмеялась Синаева. – Такая глупенькая была.

– А вот Наташка стала, – подколол Першин. – Думаешь, она глупенькая?

– Наташ, а ты кем хотела?

Наташка закинула ногу на ногу. Я ревниво заметила, что у нее это получается куда сексуальнее, чем у меня. На меня только Соболев слюни пускал, а она притянула все взгляды, даже девчонок. Кроме собственно Соболева.

– Не помню… Жаль, мы эту газету не сфоткали тогда хотя бы. Ее, наверное, выкинули.

– Да нет же, – удивилась я. – Она у меня дома лежит на антресолях. Ты же мне и помогала ее тащить, она ж метров пять в длину, я бы не справилась.

– Серьезно?!

– Кондратьева, а ты далеко живешь?

– Тут, в пяти минутах, – я кивнула на свой дом, который было видно в окно класса. – Принести?

– Конечно!

– Давай помогу? – предложил Илья, вставая вслед за мной.

Ну вот и меня наконец мальчик провожает из школы домой.

Пять минут быстрым шагом. Десять – нога за ногу и отвлекаясь на кошек.

Пятнадцать – если вам есть о чем поговорить.

Я была на каблуках, но Илья легко подстроился под мой шаг.

Да, пять минут – это оптимистичный расчет для тринадцатилетки с избытком энергии. В моем солидном возрасте так не получится.

И не надо.

Этот майский день слишком славный, чтобы куда-то торопиться.

Можно идти рядом, с трудом удерживаясь, чтобы не взять Илью за руку, и представлять, как это могло бы быть тогда. В те времена, когда за такую прогулку я отдала бы половину своей крови и десять лет жизни.

Можно подставлять лицо солнцу и чувствовать, что тебе снова пятнадцать, все впереди – только хорошее! – и мир пахнет клейкими тополиными почками и счастьем.

– Ты так близко живешь? – удивился Илья, когда я кивнула на свой дом. – Повезло…

– Можно было еще ближе. Из той пятиэтажки до школы идти быстрее, я проверяла, – рассмеялась я.

– И всю школу так жила? Пять минут от дверей до дверей?

– Представь себе…

– А мы не высыпались! Тащились по утрам от остановки, проклиная весь мир! – возмутился он. – Я кофе начал пить лет в четырнадцать, чтобы хоть как-то по утрам глаза открывать. Жил на той стороне, у леса, пешком минут сорок отсюда.

Чуть было не ляпнула: «Я знаю». Вот было бы палево.

Наша школа считалась хорошей. Немного с прибабахом со всеми этими традициями и гимнами, но зато учителям было на нас не пофиг и увидеть ее сгоревшей мы не мечтали. Поэтому в нее с радостью приезжали и с другого конца города, и даже совсем издалека, как та же Дашка, которую личный шофер возил каждое утро из загородного дома.

Таких как я, живущих близко, было меньшинство.

– А сейчас ты как? Родители с тобой живут? – полюбопытствовал Илья.

Все-таки одноклассникам мы позволяем больше. Спроси это кто-нибудь другой, я бы как минимум поморщилась от бесцеремонности.

– Нет, они переехали в деревню, когда я стала самостоятельной. Там огород, речка, лес, собак можно завести хоть стаю, мама всегда мечтала.

– Значит, с мужем и детьми? – хмыкнул Илья, но тут же спохватился: – Ах да, ты же не замужем. И детей не любишь.

– Ну что значит – не люблю! – запротестовала я. – То, что я решила их не заводить, вовсе не значит, что прямо не люблю. Я с удовольствием вожусь с детьми подруг.

– Интересный вариант. С удовольствием, но своих не хочешь.

– Думаешь, все должны хотеть детей? – Я помрачнела. – А вдруг не получится их полюбить, например?

Удерживаться на грани между правдой и бравадой становилось все сложнее.

– Дети – это же твое продолжение. Как их можно не полюбить?

– Надо для начала любить себя, чтобы полюбить свое продолжение, – вздохнула я.

– А ты себя не любишь? – Илья остановился.

Нам оставалось только свернуть на тропинку, ведущую через поляну, заросшую радостными желтыми одуванчиками. Ощущение сияющего счастья оттого, что вокруг весна, светит солнце, теплый ветер ласкает мои плечи и ворошит пшеничные волосы Ильи, не мог перебить даже этот грустный разговор.

Неопределенно пожала плечами в ответ на его вопрос.

Я вдруг как-то устала от этой придуманной роли записной стервы. Наташка в ней смотрелась органичнее.

А мне хотелось насладиться этим моментом, будучи самой собой.

Сбылась моя самая заветная мечта. С опозданием минимум на пятнадцать лет, но ведь сбылась!

Хорошо, что я все-таки решилась пойти на эту встречу.

– Это философский вопрос, – тихо сказала я и перевела тему: – Идем! Надеюсь, ты простишь меня за бардак. Сейчас я вытащу хлам с антресолей, и станет еще хуже!

Про бардак я, разумеется, кокетничала. Буквально накануне я вылизала всю квартиру, и порядок нарушали только валяющиеся на кухонном столе фото из школьного альбома.

Илья взял нашу общую фотографию одиннадцатого «А» и стал разглядывать так внимательно, словно у него своей такой нет.

Перевернул и хмыкнул:

– Ты тоже не подписала, кто есть кто.

– Вечером подпишу, пока помню. – Я взяла табуретку и утащила ее в прихожую. С этой стороны антресолей торчала только елка и коробка с новогодними игрушками, а вот с другой как раз должны были быть свернутые листы ватмана с нашей выпускной стенгазетой.