Даниэла Стил - Сезон страсти

– Тайг, я сказала нет!

– Ты всегда говоришь нет. И вообще мне все равно, что ты говоришь!

– Иди в свою комнату! – Впервые она так сердито смотрела на Тайга, и он сдался. Его мать была явно не в настроении, и он понял, что тут не до шуток.

Она вернулась домой в пятом часу утра. Тилли ушла в шесть тридцать. А сейчас было только семь. Кейт немного поспала. Лучше, конечно, подождать с купанием Борта мылом, подаренным Лицией. В любой другой день Кейт посмеялась бы, сегодня ей было не до смеха. Она все время мысленно возвращалась к тому, что случилось в Лос-Анджелесе. Она разрешила Тайгу вернуться, только когда был готов завтрак.

– Ты будешь слушаться? – Но он не ответил и принялся за свою овсянку. Кейт молча пила кофе, как вдруг кое о чем вспомнила. О том, что лежит у нее в чемодане. – Я сейчас вернусь. – Это был не совсем подходящий момент, но, может, подарок разрядит обстановку. Стоит ли его так баловать?

Она чувствовала себя такой одинокой, возвращаясь ночью домой. Какой-то потерянной. Но ведь Ник явно не хотел, чтобы она уезжала. Она повела себя глупо. Что из того, что какой-то пьяный тип вспомнил футболиста по фамилии Харпер? Зачем было из-за этого так по-идиотски бежать? Она знала, что Стю рассердится. В отеле она оставила для него записку: «Меня неожиданно вызвали домой. Пожалуйста, отмени журнальное интервью. Прости. Спасибо за все. С любовью, Кейт». Но он все равно рассердится. Она и сама на себя была сердита. И вдруг снова почувствовала трепет, вспомнив прикосновение руки Ника, когда они прощались в машине.

– О чем ты думаешь? У тебя глупый вид. – Тайг вошел в комнату и смотрел на нее с порога, держа в руках тарелку с овсянкой, стараясь не уронить ее.

– Нечего расхаживать с завтраком. Почему у меня глупый вид? Разве так можно говорить маме? – обиженно сказала она.

– Извини. – Он все еще сердился за то, что она уехала.

– Иди поставь тарелку в мойку и возвращайся.

Он посмотрел на нее снизу вверх и исчез, стуча ногами по полу. Вернулся он быстро, веснушчатое личико выражало любопытство.

– Посмотри, что я тебе привезла. – Это было нечто невообразимое. Она нашла ему подарок в детском магазине в своем отеле и решила купить во что бы то ни стало, несмотря на жуткую цену. В конце концов он ее единственный ребенок.

– Что это? – Он с недоверием смотрел на подарочную коробку с бледно-голубым бантом.

– Открывай. Не кусается.

Она усмехнулась про себя, вспоминая серо-голубой бархатный костюмчик, висевший в том же магазинчике. К ужасу продавцов, она громко расхохоталась, представив себе шестилетнего мальчика в голубом бархате. Тайг не надел бы его и в два года.

Сын резво развязал ленты и чуть помедлил перед тем, как открыть крышку, и вдруг ахнул, увидев, что внутри.

– Ой, мамочка! Ой... мамочка! – У него не было слов, чтобы выразить свой восторг, и на глазах Кейт выступили слезы. Слезы усталости, возбуждения и радости.

Тайг вытащил подарок из коробки. Это оказался настоящий ковбойский костюм из кожи и замши, с бахромой на жилете. К нему прилагались шляпа, ковбойская рубашка, пояс и куртка. Он нетерпеливо сбросил с себя одежду и примерил ковбойский костюм, оказавшийся ему в самый раз.

– Ты великолепен! – восторгалась Кейт.

– Ой, мамочка! – Тайг давно не называл ее «мамочкой», только «мамой». Теперь говорил «мамочка» только в редких случаях и то, если никого не было рядом. Он подбежал к ней в своем новом ковбойском костюме, обвил шею ручонками и крепко поцеловал в щеку.

– Ты меня простил? – Она с улыбкой прижала сына к себе.

– За что?

– За то, что я уезжала. – Она решила воспользоваться моментом, но сын оказался умнее матери.

– Нет, – сказал он буднично, но с хитрой улыбкой. – Но мне понравился костюм. Я люблю тебя больше всех на свете.

– Я тоже люблю тебя больше всех на свете. – Тайг вскарабкался к ней на колени. – Теперь снимай. Это слишком нарядно для школы, милый, поверь.

– Ну, мама... пожалуйста...

– Хорошо, хорошо. – Она слишком устала, чтобы спорить. Вдруг он неожиданно поднял на нее глаза:

– Ты хорошо провела время?

– Да, хорошо. Я выступала по телевидению, жила в большом отеле, завтракала со знакомыми, потом ходила на банкет, где было много известных людей.

– По-моему, это плохо.

Она засмеялась и посмотрела на него. Может быть, он прав. Может, это и в самом деле плохо, но сама она так не считала.

– Когда ты снова собираешься в Сан-Франциско?

– Скоро. Посмотрим. Хочешь поехать сегодня с Тилли на ранчо Эдамса обновить свой ковбойский костюм? – Он неистово закивал, с восторгом глядя на жилет с бахромой. Я оставлю Тилли записку. Мальчик с ужасом взглянул на мать:

– Ты опять уезжаешь?

– Нет, Тайг... – Она крепко прижала его к себе. – Нет, любимый. Просто собираюсь навестить... больных детей. – Господи, чуть не проговорилась! Она слишком вымотана. Дорога домой была утомительной. – Я постараюсь сегодня освободиться пораньше, и мы с тобой тихо пообедаем вдвоем. Хорошо? – Он радостно кивнул, но в глазах затаилось беспокойство. – Обещаю тебе, дурачок. Я не собираюсь бросить тебя насовсем. Уехать на один-два дня еще не значит исчезнуть навсегда. Понимаешь? – Он снова кивнул, глядя на нее большими глазами.

Тут раздался гудок школьного автобуса, и они начали в панике собирать сверток с бутербродами, книги, куртку. Быстрый поцелуй на прощание, и он наконец убежал. Безумие ехать в Кармел после двухчасового сна, но у нее теперь всегда не хватало для этого времени. Она взяла сумочку, надела жакет, написала записку Тилли и села в машину.

Начался дождь. Он стучал по крыше коттеджа, где она сидела с Томом. Это был приятный летний дождик, когда хотелось, подняв лицо к небу, бежать босиком по высокой мокрой траве. Но она слишком устала с дороги и мечтала спокойно отдохнуть. Говорить с Томом было совершенно не о чем. Не могла же она ему рассказывать о Лос-Анджелесе, он бы все равно ничего не понял. На этот раз Том был в миролюбивом настроении. Дождь действовал на него успокаивающе, и они, взявшись за руки, сидели рядом: он – в своем кресле на колесиках, она – в уютной качалке, рассказывая разные сказки. Она их помнила с детства; Том очень любил их слушать. Сразу после ленча он уснул. Дождь усыпляюще действовал на обоих, и ей приходилось встряхиваться, чтобы тоже не заснуть. Кейт сидела, глядя на спящего Тома, и на нее нахлынули воспоминания. Тысячу раз она видела это лицо спящим, в иных местах, в иные дни. Мысли перенесли ее в Кливленд, который был в их жизни так давно, и вдруг она представила Ника Уотермана. Не хотелось думать о нем здесь: тут ему не было места. Это приют Тома. Кейт нежно поцеловала мужа в лоб, провела рукой по волосам, дотронулась до его губ, посмотрела на мистера Эрхарда и тихо на цыпочках вышла из комнаты.