Джин Стоун - Грехи юности

По возвращении домой после посещения адвоката на автоответчике ее ждало коротенькое сообщение от Лоренса: «Марк зачислен в муниципальную школу».

«Ну, ясное дело! — подумала она тогда. — Сунули мальчишку в какую-то идиотскую школу, чтобы у Лоренса под ногами не путался и Деборе не мешал вести ее образцовое хозяйство». Марк, однако, по-прежнему не подавал о себе никаких вестей, и Сьюзен решила оставить его в покое. Со временем сам во всем разберется, не стоит ему мешать. Однако она не ожидала, что решение это дастся ей с таким трудом.

И вот до встречи осталось только десять дней.

Сьюзен задумчиво уставилась наверное стекло в дверце микроволновой печи. Она никак не может ни на что решиться. То ей казалось, что после выходки Марка ей больше нечего терять; то боялась обнажить старые раны и потом об этом жалеть. Временами казалось, что у измученной апатией Сьюзен вообще нет никакого выбора, что она в принципе не вольна на что-то решиться. Она заметила, что стала хуже соображать, что тут же сказалось на ее работе в институте, — временами Сьюзен никак не могла придумать, чем бы ей занять студентов, она растеряла все свои ориентиры, всю свою энергию…

Громко сработал зуммер, и Сьюзен подскочила от неожиданности. «Господи, — подумала она, — ну когда же я наконец привыкну к этому агрегату?!»

Открыв дверцу микроволновой печи, Сьюзен вынула из нее дымящийся пластиковый поднос. Он оказался таким горячим, что она выпустила его из рук, и он, взметнув вверх тучу брызг, шлепнулся на стол. Глянув на мешанину из макарон с соусом, Сьюзен прислонилась к раковине и расплакалась.

— Господи! — взмолилась она. — Помоги мне!

Проговорив эти слова, она поняла, что Бог ей ничем не поможет: она отреклась от него много лет назад, наплевав на многовековые обычаи и традиции. Теперь ей не к кому было обратиться.

Откуда-то из глубины сознания всплыли слова, переведенные с древнееврейского псалма: «Да храни тебя Господь». Именно эти слова нараспев повторяла бабуля своей внучке, укладывая ее в постель. Лежа в уютной кровати под теплым одеяльцем, убаюканная монотонным шепотом старой доброй бабушки, маленькая Сьюзен погружалась в сладкую дрему. «Да храни тебя Господь…»

— Бабуля, — прошептала она. — Бабуля, что же мне делать?

Внезапно она поняла, где искать ответ. Именно к бабуле бежала маленькая Сьюзен со своими бесчисленными»

«почему». Ни к маме, ни к отцу, а к ней. Именно бабуля всегда советовала своей внучке, что сказать и как посту пить. Сейчас это была совсем древняя старуха, скрюченная артритом и прикованная к инвалидной коляске. Но Сьюзен чувствовала, что наконец-то настала пора рассказать ей все о своем прошлом. Лей Левин, пожалуй, единственный человек на свете, кому она может довериться, к кому может обратиться.

Ноги ее были прикрыты толстым пледом ручной вязки из ангоры, на согбенную спину накинута гобеленовая шаль, восковое лицо сплошь покрыто морщинами — как-никак бабуле исполнилось уже восемьдесят девять лет. Но взгляд ее старых глаз оставался по-прежнему острым и всепонимающим. И пока Сьюзен рассказывала ей свою историю о Дэвиде и о ребенке, от которого она отказалась, бабушка не отрывала взгляда от ее лица.

Была пятница, когда Сьюзен решила поехать в дом престарелых на Лонг-Айленде. Домчалась туда за рекордно короткое время. И как только увидела бабушку, поняла — она поступила правильно.

— Теперь Марк уехал от меня, — закончила Сьюзен свой рассказ, — а все из-за этой встречи, на которую я даже не решила, ехать или нет.

Бабушка молчала, не сводя пристального взгляда с лица Сьюзен. Та опустила глаза, делая вид, что изучает рисунок тоненького, вытертого ковра, которым был застлан пол в солярии. Этот дом престарелых считался приличным, и бабуля никогда не жаловалась, уверяла, что ей здесь нравится, но Сьюзен никак не могла отделаться от ощущения, будто комната насквозь пропитана зловонным запахом мочи.

— Да, много ты мне тут нарассказывала, — наконец подала голос бабушка.

— Да, бабуля, знаю. Извини, что скрывала от тебя все эти годы, но мои родители…

Старуха лишь махнула иссохшей рукой со вздутыми синими венами.

— Мы все стараемся защитить молодых. Ничего в этом страшного нет.

Сьюзен покачала головой.

— Нет, есть, бабуля. Я должна была тебе все рассказать раньше. Ведь ты самая замечательная бабушка на свете, любая девчонка о такой может только мечтать!

— Как ты думаешь, что скажут родители, если ты все-таки соберешься поехать на встречу?

— Я много думала об этом, бабуля. Прошло уже достаточно много лет. Не хочу сказать, что они будут счастливы, узнав о моем решении, но со временем, думаю, примирятся и примут моего сына. Живу я от них за тридевять земель, поэтому им не придется сталкиваться с ним каждый день.

— Значит, ты ждешь моей помощи в принятии решения? Ну что ж, девочка моя, это не простое дело. Ты только что рассказала мне, что у тебя есть еще один сын, это значит, у меня есть еще один правнук.

Сьюзен тяжело вздохнула. Признаться, об этом она не подумала, не представляла, что бабуля тоже может ощутить чувство потери.

— Я всегда знала, что ты абсолютно не похожа на своих родителей: что хорошо для них, плохо для тебя. Ты совсем другая, девочка моя. В былые времена таких, как ты, называли вольнодумцами. — И, подмигнув ей мудрым глазом, добавила:

— Ты всегда была похожа на свою бабулю.

Сьюзен оторопела. Вот уж чего она никак не ожидала, никогда не думала, что она такая же сильная, цельная натура, как и ее бабушка.

— Да, да, это правда, — продолжала старая женщина. — Когда я была еще девчонкой, я познакомилась с твоим дедушкой. Работала у него в магазине строчильницей, но уже знала, чего хочу. Я не желала работать всю жизнь как каторжная, выбиваясь из сил, и, отказывая себе во всем, влачить жалкое существование. — Сложив руки на коленях, бабушка смело взглянула Сьюзен в глаза. — Когда я выходила замуж за твоего дедушку, я не любила его. Мне нужны были только его деньги.

Сьюзен не могла вымолвить ни слова. Бабушка сделала свое признание деловым тоном, будто говорила о чем-то само собой разумеющемся.

— Ты не любила его?

— Сначала нет, да и потом на протяжении долгих лет тоже. Но Айра Левин оказался хорошим человеком и отличным хозяином, что для меня было в тот период самое главное. Со временем я стала его очень уважать. Может» это и была любовь, кто знает. Так что видишь, девочка моя, я тоже была вольнодумцем. Не печалься о том, что раньше не рассказала мне о своем сыне. Иногда только время способно избавить нас от чувства вины.

Сьюзен кивнула.

— Что же мне делать?

Бабушка уставилась в пространство невидящим взглядом. На секунду Сьюзен даже показалось, что та забыла, о чем идет речь. В глазах, только что смотревших трезво и ясно, появилось какое-то мечтательное, отсутствующее выражение. Она думает о прошлом, поняла Сьюзен, вспоминает своего мужа. И она почувствовала угрызение совести оттого, что никогда не интересовалась, что за человек был ее дедушка.