Джин Стоун - Грехи юности

— Значит, твой Марк против твоей поездки, — заметила бабуля, снова взглянув на Сьюзен ясным взглядом. — Без сомнения, мальчик боится, боится, что другого сына ты будешь любить больше, чем его.

— Но это же просто смешно! — воскликнула Сьюзен. — Я ведь его ни разу не видела.

— И все же, — продолжала Лей, — он боится, он еще совсем маленький.

— Что же мне делать?

— Я приехала в Америку с мамой и отцом, когда мне было двенадцать лет, оставив родных и друзей. Шли годы…

И вдруг вторая мировая война. Они все погибли.

Сьюзен поправила на переносице очки. Что бабуля пытается ей втолковать? Какое отношение имеет гибель евреев к ребенку Дэвида?

— Мы так никогда и не узнали, как все произошло, — продолжала бабушка. — Посчитали, что так будет лучше.

Знать было бы слишком больно. Мы не забыли их, нет, только память о них убрали в самый укромный уголок наших сердец. Иногда мы достаем ее, стираем, так сказать, с нее пыль, вспоминаем об ушедших от нас с улыбкой и грустью. А потом опять убираем воспоминания о них туда, где им надлежит быть, в самый дальний уголок нашего сердца.

И они не причиняют нам горечи.

В глазах бабушки опять появилось отсутствующее выражение, и Сьюзен секунду помедлила, прежде чем решилась прервать ее раздумья.

— Ты считаешь, что мне будет больно встретиться с моим сыном? — тихо спросила она.

Бабушка поморгала и по-старушечьи закашлялась.

— Для тебя, может быть, и нет, а для твоего сына Марка, несомненно, да. Мы должны думать о настоящем, девочка моя, а не о прошлом. Его мы не в силах изменить, мы только можем надеяться, что дальнейшую жизнь проживем так, как повелит нам Господь.

Сьюзен встала и, потянувшись к бабушке, чмокнула ее в дряблую щеку.

— Спасибо тебе, бабуля, — прошептала она. — Спасибо тебе, что всегда поддерживала меня в трудную минуту.

— Ты должна сама принять решение, девочка моя. И знай, как бы ты ни поступила, я всегда буду на твоей стороне. Но решать должна ты, и никто другой.

Когда Сьюзен вернулась в Вермонт, уже стемнело.

Подъезжая к дому, она увидела, что из окна гостиной льется свет. «Марк! — ахнула она, и сердце ее радостно забилось. — Марк! Слава тебе Господи, ты вернулся домой. Я так ждала тебя, сынок. Прошу тебя. Господи, пусть это будет он». Она выехала на подъездную аллею и внезапно почувствовала всю нелепость своих предположений. Никакой это не Марк. Не может быть, чтобы он вернулся домой. «Размечталась, идиотка! — укорила она себя. — Наверное, сама забыла погасить свет перед отъездом в Нью-Йорк».

Выключив двигатель, она выбралась из машины и захлопнула за собой дверцу. Умиротворенное настроение, охватившее ее после посещения бабули, сразу улетучилось.

Она опять стала сама собой — неуклюжей, плохо одетой, во всем сомневающейся Сьюзен. «Ну-ка очнись! Спустись с небес на землю!» — приказала она себе, сунув ключ в замок. Он щелкнул, дверь распахнулась. Посреди гостиной стоял Марк.

— Я тебя ждал, — сказал он.

Сьюзен замерла на пороге. По его щекам текли слезы, отчего юношеские прыщики казались еще ярче.

— Я хотел спросить, можно мне вернуться домой?

Сьюзен подбежала к сыну, крепко прижала его к себе и тоже заплакала. Она никак не могла поверить, что он здесь, живой и невредимый, стоит рядом с ней. Господи, какое это счастье! Обхватила его одной рукой за плечи, другой гладила по голове, а слезы все лились и лились.

— Ну конечно, — всхлипывая, прошептала она. — Конечно.

Прошла минута, потом другая.

— Мам, — подал голос Марк.

— Что? — спросила она, проведя рукой по его волосам.

— Папа сказал, что заберет меня у тебя.

— Это ему не удастся.

— Я ему то же самое сказал. А еще, — добавил он, — непременно расскажу судье, что ни при каких обстоятельствах не стану жить с отцом.

Сьюзен улыбнулась — приятно было слышать, что Лоренса так унизили.

— Мам…

— Что, Марк?

— Может, ты отпустишь меня, а то шею сломаешь мне.

Сьюзен, смеясь, отстранилась от него, вытерла слезы сначала себе, потом ему.

— Ну, как поживаешь, Марк?

Он слегка улыбнулся.

— Теперь хорошо.

— Ты приехал как раз к ужину, — сказала Сьюзен, кинув на пол пухлую записную книжку. — Только вот не знаю, чем тебя покормить, в последнее время я практически ничего не готовлю.

— Да ладно, мам, не переживай, — рассмеялся он. — Может, закажем по телефону пиццу? Умираю есть хочу.

— Ну конечно, малыш, конечно! Иди позвони. А потом мы поговорим.

Он прошел в гостиную, снимая на ходу куртку, а Сьюзен повернулась к раковине и с силой вцепилась в ее края.

Внезапно она почувствовала новый поток слез. Господи, он дома! Наконец-то он дома! Ей вспомнились слова бабули:

«Он боится», и Сьюзен, выпрямившись, проговорила:

— Тебе больше нечего бояться, сынок. Теперь, когда ты вернулся домой, у нас все будет хорошо.

Он вошел на кухню. Сьюзен поспешно вытерла слезы и бросила куртку на стул. Марк, ухватившись за спинку стула, повернул его к себе и сел, обхватив ножки своими длинными ногами.

— Через двадцать минут.

— Что через двадцать минут? — не поняла Сьюзен.

— Через двадцать минут доставят пиццу.

Сьюзен повернулась и взглянула на сына.

— Никак не могу поверить, что ты здесь.

Марк, мотнув головой, уставился в пол.

— Знаешь, школа, в которую меня запихнули, такая паршивая…

— Ты ведь не этого хотел, верно?

— Я хотел быть с отцом, по крайней мере я так думал.

Сьюзен молчала.

— Я никогда не говорил тебе, мам, но его жена просто сволочь.

— Твой отец любит ее.

Произнеся эти слова, она поразилась сама на себя: с чего это ей вздумалось защищать Лоренса?

Марк поднял голову.

— Никак не могу понять за что, но она меня ненавидит. Это она настояла на том, чтобы отправить меня в эту дурацкую школу.

— Но ведь он согласился, — заметила Сьюзен, грызя ногти.

— Ага, — подтвердил Марк и снова опустил голову.

Сьюзен присела перед ним на корточки.

— Марк, мальчик мой, я понимаю, как тебе тяжело.

Когда родители расходятся, всегда страдают дети. Твой отец любит тебя, но у него теперь другая жизнь, и тем не менее тебе в ней всегда найдется место, пусть и не то, которое тебе нравится.

Из глаз его выкатились две слезинки и упали на линолеум.

— Прости меня за все, что я тебе наговорил, мам. Мне так стыдно за побег. Больше этого не будет, обещаю.

Сьюзен ласково обняла сына.

— Иногда единственным способом чему-нибудь научиться становится принятие нужного решения. Но по прошествии времени мы вдруг понимаем, что решение было не правильным, хотим повернуть время вспять, да уже поздно.

Говоря это, Сьюзен думала не столько о Марке, сколько о Дэвиде. В миллионный раз за двадцать пять лет она задавала себе вопрос, почему она его бросила. Может, бабуля все-таки права, только время способно примирить нас с нашим прошлым. Но кто знает, сколько этого времени понадобится?