Ксения Каретникова - Страсть в наследство

Несмотря на то, что брат отсутствует уже почти две недели, в его комнате пахнет свежестью. А ещё лавандой. Любимый аромат Ромы. Говорит, он его успокаивает и помогает настроиться на нужный лад. Даже одну из стен брат выкрасил в лавандовый цвет. Лично меня он напрягает, я бы не смог жить в комнате со стеной такого цвета.

Но есть и другая причина моего напряжения – именно на этой стене висят картины. В несколько рядов, в шахматном порядке… Картины, написанные братом.

Я пододвигаю кресло-качалку – ещё одна блажь брата – в центр комнаты и ставлю его напротив лавандовой стены. Сажусь. Поочередно смотрю на каждую картину. Внимательно. Тщательно. Словно пытаюсь увидеть то, чего раньше не видел.

На всех одна и та же девушка. Вроде обычный типаж: четкий овал лица, темные волосы, светлая кожа, голубые глаза… Но столько в них всего! На каждой картине разные эмоции, которые брату удалось передать именно глазами. Я как будто не на нарисованные портреты сейчас смотрю, а на фотографии. Такие живые, настоящие…

У брата всегда был талант к рисованию. Но вот портретизм никогда не был его сильной стороной. Ни я, ни отец у него так не получались, как получается она. Дана.

Вымышленная женщина брата, ставшая нашим кошмаром.

До сих пор не верю, что она существует… Если бы сам не увидел тот сюжет.

В доме звенит дверной замок. Но я не поднимаюсь с кресла, а продолжаю сидеть, прислушиваясь. Мужской голос, голос Нины, шаги внизу, потом скрип нескольких ступеней – дому требуется ремонт, как раз хотел этим заняться. Когда по звукам понимаю, что человек поднялся на второй этаж, выхожу из комнаты.

– Добрый вечер, – здоровается Саша, приближаясь ко мне. Лицо сосредоточенное, равнодушное. Он почти всегда такой – мало эмоциональный.

Я здороваюсь в ответ и киваю на дверь, за которой находится кабинет. Мы поочередно заходим и садимся за небольшой стол, друг напротив друга.

– Рассказывай, что узнал, – даже чересчур требовательно прошу я.

Саша кивает, открывает свою сумку и достает из нее планшет. Снимает блокировку, кладет его на стол и начинает рассказывать, периодически подсматривая в планшет.

– Девушку, которая вас интересует, нашли два месяца назад, первого мая, она бродила вдоль водохранилища, на востоке города…

– Какого мая? – с удивлением перебиваю я, решая, что ослушался.

– Первого, – повторяет Саша.

Я хмурюсь от недоумения. Надо же, какое совпадение!

– Ну так вот, – продолжает он. – Она бродила вдоль водоема, в одном белом платье, причем в мокром. Хоть погода и стояла уже теплая, но не настолько. В общем, на нее обратила внимание парочка молодых людей, гулявшая с собакой. Подошли. Выяснилось, что девушка ничего не помнит: ни где она находится, ни как здесь оказалась, ни своего имени и ничего из своего прошлого. Девушка выглядела прилично: чистая, ухоженная, речь не скандированная, четкая, на наркоманку не похожа. Парочка отвела ее в ближайшее отделение полиции. Там она написала заявление, которое приняли, девушку сфотографировали, внесли в базу потеряшек и отправили в медицинское учреждение. В больнице ее осмотрели врачи, взяли анализы, положили в стационар. Две недели девушка провела там. Ей поставили диагноз: диссоциативная амнезия, при которой забываются факты из личной жизни, но сохраняется память на универсальные знания. Диссоциативная амнезия обычно является результатом психической травмы, однако ни травм, ни заболеваний, предшествующих этому, у девушки обнаружено не было. Абсолютно здоровый человек, примерно двадцати пяти лет…

Двадцати пяти лет. Ровесница Ромы. И именно столько его Дане… Как-то всё странно это. Очень странно.

– На теле нет следов от пластических операций? – интересуюсь я.

– Нет, – качает головой Саша. – Ни следов, ни прочих шрамов. Татуировок и родимых пятен – и тех нет. Оттого и описать ментам девушку трудно было – никаких опознавательных примет. «Неизвестная в белом платье».

– Ясно, – киваю я. – Сейчас она там же, в больнице?

– Полтора месяца назад девушку перевели в специализированную лечебницу… Я съездил туда, и, по сути, это учреждение не муниципальная психиатрическая больница на окраине города. Находится под патронатом неравнодушного мецената, чей отец болен синдромом Корсокова, это разновидность амнезии, при которой человек не может запоминать текущие события при частичном сохранении памяти на прошлое…

Я хмурюсь от ненужной информации и спрашиваю:

– Что ещё о девушке можешь сказать?

– Красивая, – улыбается Саша, но буквально через секунду его лицо вновь становится сосредоточенным, он опускает голову, листает планшет и говорит: – Начитанная, явно образованная. Знает несколько языков: английский, французский, немецкий и… Азербайджанский, – я в удивлении приподнимаю брови, и мне тут же поясняют: – В лечебнице этой младшим персоналом работает девушка из ближнего зарубежья, однажды ей плохо стало и начала она кричать на родном языке, никто ничего не понял, а вот ваша неизвестная тут же перевела, что сказала азербайджанка… Ещё она разбирается в лекарствах, диагнозах. Вполне возможно, что у девушки есть медицинское образование.

Я отстукиваю пальцами дробь. Думаю. Точнее, додумываю то, на что почти решился.

– Она вообще ничего не помнит? – уточняю я.

– О своей жизни – нет. Мне удалось побеседовать с главврачом, и он мне признался, что они какое-то время считали – девушка притворяется. Старо и нынче популярно – сбежала от любовника или мужа-тирана и просто прячется… Но… Следов насилия не обнаружено. Психически тоже не больна, однако многие среди медперсонала говорят, что она немного странная.

– Чем?

– Может ни с того ни с сего в себя уйти, задуматься, а потом выдать такое… Одна медсестра мне рассказала, подходит как-то она к другой медсестре и говорит: не садись сегодня за руль, та отмахнулась, поязвила и вечером на своей машине домой поехала. И в аварию попала… Ещё случай, после того как сюжет про неизвестную, потерявшую память, показали, приехала девушку женщина опознавать, думая, что она ее пропавшая дочь. Не она. В расстроенных чувствах женщина уходила, а девушка такая шепотом при медсестре: живой она дочь не найдет… Меня это зацепило, узнал я про ту женщину… Она нашла дочь через три дня. Мертвой. – С каждым словом Саши я хмурюсь все больше и больше. Не нравится мне все это, но… Людям свойственно все преувеличивать. И приукрашивать. «Она у меня такая чувствительная», – вспоминаю неожиданно слова брата. – В полицейской базе данных ее нет: не привлекалась. Я перерыл весь интернет, подключил старые связи… В общем, ее никто не ищет. Такое ощущение, что она взялась из ниоткуда…

Из ниоткуда… А я вот готов сейчас поверить – она взялась прямиком из головы брата! Никак иначе.